25 лет назад началась одна из самых масштабных экономических реформ в истории мира: советскую экономику попытались переставить на рыночные рельсы. Споры о методах, которыми проводились преобразования, и об их результатах не прекращаются до сих пор. Одни считают, что радикальные шаги правительства Егора Гайдара были жизненно необходимы для выстраивания рыночной экономики и в целом увенчались успехом. Другие заявляют, что хотя «шоковая терапия» и была болезненной, а многие реформы оказались неудачными, у России на тот момент просто не было другого выбора. Третьи уверены, что методы «младореформаторов» были недопустимыми и лишь усложнили и без того трудный период в истории страны, заставили страдать десятки миллионов людей и разрушили промышленность. В первой части материала о «шоковой терапии» команды Ельцина-Гайдара «Лента.ру» вспоминала, в каком состоянии страна пришла к 90-м годам и почему ей были необходимы реформы. К концу 1991 года ситуация в экономике страны сложилась аховая. Тотальный дефицит товаров, имевший место уже и в «позднем застое», в эпоху перестройки только усилился. В определенной степени это было вызвано общим кризисом неэффективной экономики и некоторыми неудачными нововведениями. Например, отмена внешнеторговой государственной монополии при сохранении регулируемых цен внутри экономики привела к катастрофическим последствиям. Производители и посредники начали массово вывозить дешевые отечественные товары, углубляя тем самым кризис нехватки продукции. В последние два года существования СССР карточная система была введена повсеместно. Талоны не выдавались разве что на хлеб и на некоторые элементарные продукты питания. Несмотря на столь острый дефицит, даже официальные цены продолжали расти и увеличились в 1991 году в 2,5 раза. Каково было соотношение с ценами в теневой экономике, до сих пор никто толком посчитать не может. Так или иначе для огромной массы граждан товары народного потребления стали малодоступны. Это вызвало всеобщие акции протеста, самыми известными из которых стали «табачные бунты». С государственными финансами дело обстояло не лучше. Обвал цен на нефть во второй половине 80-х вызвал резкое падение экспортных доходов. «При Брежневе и позже, когда только пришел к власти Горбачев, казалось, что мы вроде как ничего живем. Но потом стала проявляться зависимость от нефти. Когда котировки начали падать, экономическая слабость СССР стала проявляться. Правда, результаты работы советской экономики в значительной степени были закрытыми», — пояснил «Ленте.ру» научный руководитель ВШЭ Евгений Ясин, занимавший в реформаторском правительстве должность министра экономики. СССР же крайне зависел от импорта по значительной части товарной номенклатуры — это касалось как потребительских товаров, так и промышленного оборудования и некоторых видов материалов. Закрыть эти поставки за счет экспортной выручки было невозможно, поэтому страна вышла на международный рынок заимствований. В 1983 году внешний долг СССР составлял всего пять миллиардов долларов, а спустя 10 лет Россия, взявшая на себя все советские долги в обмен на собственность за рубежом, оказалась должна уже почти 100 миллиардов долларов. Конечно, Советский Союз был еще и крупным кредитором, но по факту 95 процентов кредитов, выданных СССР (в основном странам соцблока и некоторым государствам «третьего мира») пришлось списать. За всем этим неизбежно следовало резкое ослабление рубля по отношению к мировым валютам, до поры до времени скрытое фиксированным обменным курсом. Политические пертурбации также не добавляли экономике здоровья. Некоторые республики уже в 1991 году были де-факто независимыми. В других развернулись вооруженные конфликты. Новое российское руководство, конкурировавшее с общесоветским, в этом центробежном движении тоже не отставало. «В оценке гайдаровских реформ надо исходить из того, что именно российское руководство привело страну к той ситуации, в которой шоковая либерализация стала неизбежной. Правда, Гайдар здесь ни при чем. Я хочу напомнить, что российские лидеры добились независимости от Советского Союза и стали действовать как параллельная власть. 12 июня 1990 года была принята декларация о независимости России. Это был роковой день. С тех пор началось соперничество центральной и новой власти», — вспоминает в беседе с «Лентой.ру» директор института экономики РАН Руслан Гринберг. В конце концов, именно усилия президента РСФСР Бориса Ельцина лишили власти главу СССР Михаила Горбачева, после чего о единой стране говорить уже не приходилось. Но и внутри самой России дела обстояли не лучше. «Парад суверенитетов» начал разворачиваться уже в 1991 году. Руководители регионов, видя бедственную экономическую ситуацию в стране, пытались удерживать товары в своих регионах, тем самым только усугубляя положение. Знакомые из учебника средневековой истории понятия «феодальная раздробленность» и «внутренние таможни» стали практической реальностью РСФСР начала 90-х. Все попытки стабилизировать экономику в рамках советской модели развития провалились. В начале 1991 года стало ясно, что переход к рыночному способу хозяйствования неизбежен. Тогда же стали появляться разнообразные программы спасения национальной экономики — например, «500 дней» Григория Явлинского. Она была основана на либерализации цен и довольно быстром переходе к рынку, но при этом обеспечивала и значительную часть советских социальных гарантий. До реальной власти Явлинский, впрочем, так и не дошел. Ельцин предпочел группу реформаторов, настроенных более радикально, и в ноябре 1991 года правительство РСФСР возглавил Егор Гайдар. На резкие реформы был спрос и в самом обществе, и у чиновничества. По словам Гринберга, и советское, и российское руководство хотело срочного перехода к рынку. «Обе стороны начали соперничать, что заставило их стать популистами. Они обещали всем поднять зарплаты. Все понимали, что они рыночники. Кто из них победит, тот цены отпустит. А отпуск цен — это гарантированный их скачок. Понимая это, люди запасались всем, скупали все, что можно», — говорит он. Идеи правительства Гайдара заключались в двух основных вещах: либерализации цен ради наполнения потребительского рынка товарами и всеобщего разгосударствления экономики, быстрой передаче предприятий в частные руки. Последний процесс был для реформаторов особенно важен не только с экономической, но и с политической точки зрения — таким образом резко уменьшалась вероятность возвращения коммунистов к власти. Им попросту не на кого было опереться в новой деловой элите. Все преобразования должны были произойти в короткий срок, а решение вопроса с ценами — и вовсе немедленно. «Мы, реформаторы, реализовывали план перехода от плановой к рыночной экономике, пользуясь моментом: обвал цен на нефть делал очевидным необходимость преобразований. Причем было очевидно, что все нужно делать быстро», — рассказал Ясин. По его словам, те методы, которые предлагались комиссией советского премьера Николая Рыжкова и советника президента СССР Абалкина, не давали результатов — это было слишком медленно, а события в стране разворачивались быстро. «Каждый год иметь дефицит бюджета в 20 процентов — это очень тяжело! Кроме того, шла речь не просто о смене правительства, а о переходе с плановой экономики на рыночную. Делать это какими-то постепенными преобразованиями было неэффективно», — добавил Ясин. При этом надо сказать, что большинство советских экономистов — как радикальных либералов, так и сторонников постепенного перехода к рынку — глубоких знаний по экономике не имели, в чем сами же неоднократно и признавались. Такая ситуация возникла из-за отрыва советской экономической школы от мировой. А детальным знанием механизмов, на основе которых работала административно-командная экономика СССР, не могли похвастаться и самые маститые иностранцы. В этой ситуации был жизненно важен какой-то вдохновляющий опыт. Не так много стран в XX веке трансформировали социалистическую экономику в капиталистическую, но они были. Одним из вариантов был Китай, который к началу 90-х уже более десяти лет шел курсом реформ Дэна Сяопина. Однако по ряду причин опыт КНР даже не стали рассматривать. «Во всех дискуссиях конца 80-х путь "золотой середины" — медленной реструктуризации, осторожного наращивания рыночного сектора, полной свободы для мелкого бизнеса — последовательно отвергался. Если бы эта идея была реализована, она в чем-то напоминала бы китайскую модель», — рассказал «Ленте.ру» завотделом международных рынков капитала ИМЭМО РАН Яков Миркин. По его словам, этот вариант не прошел, поскольку «Китай на тот момент еще не мог быть примером для подражания — он в то время только разворачивался. Тогда это была сверхслабая экономика. А того опыта китайских реформ, о которых все говорят сегодня, еще не было. Напротив, китайские представители неоднократно говорили, что помимо опыта Японии, Кореи и Сингапура они учились на негативном опыте реформирования бывшего СССР», — пояснил экономист. К этому можно добавить и обстановку в мире идей. В 1980-1990-е годы господствовала неолиберальная экономическая теория, постулаты которой сформулировал, в частности, нобелевский лауреат Милтон Фридман. Она исходила из того, что государство — очень плохой собственник, и его роль в экономике должна быть доведена до минимума. Эти идеи были закреплены и в «Вашингтонском консенсусе» — своде правил, рекомендованном МВФ и Всемирным банком в 1989 году. Но так в европейской и американской теории и практике экономики было отнюдь не всегда. «Тогда у всех был догматизм. Это было время ничем не сдерживаемого либерализма. Тогдашние западные лидеры — Маргарет Тэтчер, Гельмут Коль, Рональд Рейган воплощали собой рыночную экономику. Их лозунгами были "Назад к Смиту!", "Да здравствует право на неравенство!" Казалось, что в 50-60-е годы на Западе было слишком много социализма. И надо же было такому случиться, что российские реформы начали проводиться как раз тогда, когда в моде была доктрина свободного рынка. И произошло то, что произошло», — объясняет Руслан Гринберг из РАН. Вторая часть материала о 25-летии шоковой терапии будет опубликована во вторник, 3 января.
