«70 долларов за баррель – это очень хорошая цена, но она не спасет от структурного кризиса»

«Мы переживаем аргентинский синдром» Андрей Андреевич, по заявлению Минфина, резервный фонд России полностью исчерпан и 1 февраля 2018 года прекратит свое существование. Что это значит для экономики России? – Это по большому счету ничего не значит. У правительства есть свои счета, фонд был одним из них. Если в одном из карманов не стало денег, это не означает, что их нет в других. Более того, деньги можно занять (в том числе у ЦБ, то есть напечатать). Нужно смотреть на все параметры в целом, на бюджет, объем долга и так далее. Да, одно время правительство накапливало избытки средств в резервный фонд и ФНБ. Был профицит бюджета, потом – и из-за падения цены на нефть, и из-за отсталости экономики стал дефицит. Часть денег потратили, часть еще осталась в ФНБ. Потом, когда потратится и вторая часть, если все еще будет дефицит бюджета, очевидно, будет наращиваться долг. Но, как известно, в России внутренний долг очень маленький по сравнению с большинством других экономик мира. Долг может накапливаться еще долго, поэтому я не думаю, что правительство будет сильно корректировать свою политику в связи с опустошением фондов. Просто надо готовиться к тому, что у нас медленно начнет расти долг через полтора-два года. И что делать, если денег становится меньше? Может быть, повышать пенсионный возраст, как неоднократно предлагал председатель совета Центра стратегических разработок Алексей Кудрин, а Владимир Путин на своей пресс-конференции в декабре не исключил такого шага. Предложение повысить пенсионный возраст – это благо или вред для экономики? – Вообще говоря, повышение пенсионного возраста к экономике не имеет такого уж прямого отношения. Это вопрос управления бюджетом. Действительно, у нас демографическая яма. На нее еще накладывается и общее сокращение рождаемости в развитых странах. У нас становится все меньше работающих на одного пенсионера. А, кроме нефти, у нас очень мало источников дохода, из которых можно платить деньги тем, кто не создает добавленной стоимости, – притом, что ее у нас не создают не только дети и пенсионеры, но и миллионы чиновников. А тем временем источников денег становится все меньше и меньше – бизнес сокращается, доходы падают. И поэтому очевидное решение – это платить меньше пенсий. Поскольку понижать пенсию политически тяжело, это действие вызовет протест всех пенсионеров, то надо кого-то исключать из получателей пенсий. Кого? Самых молодых, путем повышения пенсионного возраста. Частично это оправдано тем, что продолжительность жизни у нас медленно, но растет. Поэтому можно предположить, что люди стареют чуть позже, чем это было полвека тому назад. И более того, могут больше работать и уже работают сегодня. Здесь надо, правда, понимать, что сокращение пенсионных выплат окажет значительно меньшее влияние на бюджет, чем кажется. Ведь большая доля исключенных пенсионеров работает в бюджетных структурах, и они просто продолжат там работать и получать зарплату из бюджета, которая выше их предполагавшейся пенсии. Кроме того, поднятие пенсионного возраста не решит проблемы (сегодня дефицит ПФР около 50 % от выплат). Наша пенсионная система идет к банкротству в любом случае, будущие изменения значительно более драматичны, чем просто повышение пенсионного возраста. Хорошо, давайте перейдем к макроэкономическим вопросам. Согласно прогнозам ОЭСР, мировая экономика в ближайшие два года будет расти по 3,6–3,7 %. В то же время российская – по 1,5–2 %. Минэкономразвития на основе недельных и квартальных данных Росстата посчитало, что в прошлом году экономика России выросла на 1,4–1,8 %. Есть ли у нас шансы переломить тренд в ближайшие годы? Или показатель роста в районе 2 % для нас вполне приемлем? – Российская экономика состоит из двух частей. Одна часть – это производство и продажа нефти и газа. Вторая часть – это все остальное. Цена на нефть очень сильно меняется. За прошлый год она выросла примерно на 30 %. При этом и соответствующая часть экономики, назовем ее нефтегазовой, сильно меняется в размере, что влияет на общие показатели падения или роста экономики. В 2014–2016 годах цена на нефть падала, и экономика в целом показывала падение, а в 2017 году цена резко выросла, и экономика показывает слабый рост. Но на самом деле за этим скрывается рост и падение цены на нефть, а не экономический спад или подъем. Не-нефтяная экономика в России с 2013 года стабильно теряет около 2 %, и этот тренд не меняется. И в 2018 году все будет зависеть от того, как будет меняться цена на нефть. Если она будет падать, то экономика будет в глубокой рецессии, и наоборот – если расти, экономика будет чуть-чуть расти. Действительно мир в среднем растет быстрее, а Россия находится в структурном экономическом кризисе. Мы ничего не можем делать эффективно, кроме добычи нефти и газа, и еще нескольких узких отраслей, которые мало влияют на экономику. Связано это с тем, о чем уже много раз говорилось: у нас очень плохая система управления, у нас очень плохо с законодательством, с правами на собственность, вообще с защитой бизнеса. Страна крайне непривлекательна для экономического развития. Это даже сама власть признает, хотя ничего и не меняет – ментально ее устраивает зависимость от нефти: делать ничего не надо, все равно периодически получаешь рост. Владимир Путин в 2017 году очень часто ссылался на этот рост, очевидно, ставя его себе в заслугу. Да, мы отстаем, и дальше будем отставать. Мы переживаем так называемый аргентинский синдром. Аргентина, начиная с 1916 года, двигалась примерно в этом же направлении. При этом ее доля в мировой экономика упала в два раза за 100 лет. Когда мы говорим о защите бизнеса, то можно ли надеться, что в ближайшее время в этом направлении что-то поменяется? Например, на своей пресс-конференции Путин заявил об амнистии долгов физлицам и индивидуальным предпринимателям. А в конце декабря 2017 года встречался с представителями бизнеса, на котором заявил, что подписан указ о развитии конкуренции. Разве все это не шаги навстречу бизнесу? – Все 17 лет Путин делает одни и те же заявления. Все это время он говорит о том, что нужна более эффективная система управления, нужны реформы, нужна либерализация и так далее. При этом все время делаются вещи прямо противоположные. Поэтому я не вижу смысла следить за тем, что он говорит. По факту налоговая нагрузка продолжает расти. Ситуация с воздействием власти на бизнес никак не меняется, а уровень хаоса в экономике растет. Поэтому я бы не стал ожидать никаких реформ – если не называть реформами популистские заявления типа «прощения долгов», в основном тех, которые из-за истечения срока давности нельзя взыскать и по закону. То есть с экономической точки зрения ничего не меняется. Нужны другие меры, но я не вижу никаких предпосылок, чтобы они реализовывались. Если мы вспомним заявления Путина на пресс-конференции, то он говорил о некой налоговой реформе. Правда, по его словам, говорить о ней публично еще рано, но она обязательно нужна. «Сейчас, мне кажется, об этом рано говорить, потому что эта дискуссия относится к такой категории, которая сначала должна быть проведена на экспертном уровне и после принятия решения вынесена на обсуждение с бизнес-сообществом», – заявил глава государства. А вы, как считаете, необходима ли стране налоговая реформа, если да, то какая? – Нельзя говорить про налоговую реформу в отрыве от всей государственной системы. Конечно, можно упростить налоговую систему, сделать ее прозрачной, но это не реформа, а косметика. Можно говорить о том, как переносить налоговую нагрузку с одного «места» на другое. Но здесь нужно смотреть, какие риски появятся в связи с изменением налоговой базы, а в России налоговая база очень чутко реагирует на изменения, потому что страна открытая и опыт серой работы большой. Чуть что, и капиталы еще быстрее побегут за рубеж, а предприниматели – в тень. Поэтому я бы вообще не стал упоминать эту тему отдельно. Начинать нужно с реформы правового поля, с реформы судебной системы, с реформы инвестиционного климата, с проблем открытости экономики. Отдельно нужно выделить как задачу построение институциональной среды, в которой риски существенно падают, и люди могут инвестировать на долгий срок. И вот уже потом можно говорить о том, какая налоговая система будет оптимальная для такого развития бизнеса. Наконец, идеи налоговой реформы все же озвучены – сводится она, как обычно у нас, к росту налогов; так что, ничего нового. «Вполне обойдемся подмосковной картошкой» Кстати, о внешней политике и экономике. ЕС обратилось с иском на 1,4 млрд евро к России из-за ограничения импорта свинины, и ВТО уже направила в арбитражный суд это требование Брюсселя. На уровне правительства заговорили о возможном прекращении членства России в этой организации. Правда, потом в Министерстве экономического развития «вопрос выхода России из ВТО в настоящее время компетентными российскими органами не рассматривается». В таком случае, какова целесообразность пребывания России в этой организации в связи с противостоянием с Западом и получением подобных исков? – Чтобы таких ситуаций не возникало, нужно проводить последовательную экономическую политику. Какое-то время назад она была последовательной. Мы занимались политико-экономической интеграцией в мировое сообщество. Одним из шагов в рамках этого процесса было вступление в ВТО. Это, на мой взгляд, единственная политика, которая может привести нас к устойчивому экономическому росту. А потом мы резко поменяли курс на изоляцию. Если нам это действительно надо, то тогда выход из ВТО оправдан, а мы тут вполне обойдемся подмосковной картошкой. Это политический, но не экономический курс. Мы уверенно идем таким курсом. Например, отказываемся выполнять решения Европейского суда по правам человека. Действительно, вопрос уместный, если мы все время расширяем протекционистские меры и санкции, то надо ли нам вообще находиться в ВТО? Может быть, и не надо. Мне пока непонятно. А руководству России нужно определиться с приоритетами. Раз уж мы пошли в сторону то ли Ирана, то ли Венесуэлы, то ли Зимбабве при Мугабе, то давайте это делать до конца. Продадим полностью ресурсы страны, а потом начнем что-нибудь заново. Но если мы все же хотим вернуться на рельсы нормального развития с точки зрения экономики, то надо не просто оставаться в ВТО, а что-то делать, чтобы с нас сняли санкции, нужно всячески стремиться к снижению барьеров в международной торговле, уменьшению пошлин и так далее. Приближается февраль, месяц, когда министерство финансов США, при поддержке разведки, обнародует доклад об «индивидуальных санкциях» против российских олигархов и чиновников. Что это будет означать для российской экономики? Может быть, это будет стимулировать возврат капиталов в экономику страны? – У нас нет ни малейшего представления, о каких и о скольких людях пойдет речь и сколько из них попадут под санкции. Речь, видимо, пойдет о тех людях, которые обогатились на связях с президентом и используют свое это богатство за пределами Российской Федерации. Какой размер этого неправильного богатства? Предположим, это 200–300 млрд долларов. А может 20? Или 2? Что сделают эти неправильно обогатившиеся чиновники и олигархи, если им предложат забрать эти деньги из Европы? Перепрячут в других местах. Обязательно ли это Россия? Совсем не обязательно. Вот уже есть предложение выпустить российские облигации с повышенным процентом, куда эти олигархи и чиновники могут вложить деньги. Выпуск, правда, планируется на жалкие 3 млрд долларов – видимо, это и есть разумные ожидания власти в России от будущего санкционного списка – на большее не рассчитывают. Но средства, полученные даже по этим облигациям, где-то нужно будет разместить. Где? В тех же самых Соединенных Штатах. Будут ли эти чиновники или олигархи вкладывать эти деньги напрямую в российскую экономику, очень большой вопрос. Вкладывать сюда боятся не только они, но даже и обитатели Кремля. Достаточно вспомнить офшорный скандал с Ролдугиным насчет 400 млн долларов. Собственно, даже деньги, которые совсем близко от президента, и те за границей, поскольку здесь слишком токсичная среда. Поэтому ожидать, что наши бизнесмены из-за американских санкций вдруг вложатся в российскую экономику, я бы не стал. «Россия будущего больше напоминает Иран настоящий» Давайте поговорим об основе нашего благосостояния – нефти и газе. Окончание года для нефтяной отрасли России стало неплохим. Нефть стала стоить дороже. Сегодня это в районе 70 долларов за баррель. Что это означает для экономики России? Продолжаем сидеть на «нефтяной игле»? – 70 долларов за баррель – это близко к равновесию, на 20 % выше примерно, и это очень хорошая цена. Но это не 120, как было в «жирные годы». Может быть, мы год проживем на таких «повышенных тонах» и заработаем чуть больше, как страна. Но с «иглы» мы не слезали ни при каких ценах на нефть. Потому что ничего другого мы делать не умеем. И наша зависимость от нефти за последние 17 лет только выросла. Причем, выросла драматически. И при такой цене эта зависимость будет только продолжать расти. Это не поможет нам преодолеть структурный кризис. А как курс доллара к рублю изменится в связи с этим? – Курс доллара к рублю абсолютно привязан к цене на нефть. Если цена на нефть не изменится, то и курс доллара останется на прежних позициях. Если цена на нефть сильно упадет, то и курс рубля к доллару упадет. Тут гадать не надо, вычислить зависимость легко. Вы совсем отказываете российской экономике в каких-либо драйверах развития? Может быть, им станет ОПК? Ранее Владимир Путин поставил задачу: довести к 2030 году долю конкурентоспособной продукции гражданского и двойного назначения в рамках нашего ОПК до 50 %. Это тоже пустые заявления, или в них что-то есть? – Поскольку у нас страна победившего квазисоциализма, то у нас в стране много комического, маразматического, заимствованного из 70-х годов прошлого века. Идея конверсии оборонки – одна из таких идей, к которой серьезно может относиться только тот, кто вообще в этом ничего не понимает, либо человек, который просто хочет продать населению заманчивую, но пустую идею. Оборонная промышленность, даже если она хороша, настроена на определенный вид продукции. Эта продукция не должна быть красивой и удобной, не должна быть надежной, она должна быть высоко боеспособной. И при этом не важно, сколько она стоит. А продукция гражданского назначения должна быть красивой, удобной, надежной и дешевой. Одно в другое не преобразуется никогда и никак. Я уже не говорю, что в российских реалиях, где предприятия не конкурируют между собой, где конкуренция происходит не ценой и качеством, а кулуарно за счет связей и неформальных отношений, совершенно невозможно совмещать никому особо не нужную гражданскую продукцию и реально востребованную Министерством обороны продукцию военного назначения. Более того, сегодня у нас и оборонная промышленность испытывает тяжелейшие трудности в связи с тем, что мы потеряли поставщиков авионики, электроники и так далее из-за санкций. Огромная проблема оборонной промышленности связана еще и с тем, что мы практически исчерпали конструкторский потенциал советских времен. Какое-то время ОПК по инерции еще работал на нем. Но год от года мы теряем этот потенциал, у нас все меньше квалифицированных кадров и разработок, чтобы создавать новое вооружение. Да вот же свежий пример. Недавно была атака террористов на российскую авиабазу Хмеймим, проведенная кустарно собранными дронами; наша ПВО на нее никак не среагировала, наши системы ее не защитили (наша ПВО – это вообще загадка, точно так же она не «проснулась» на атаку крылатыми ракетами с американских кораблей недавно). Поэтому я предлагаю забыть тему ОПК как драйвера экономики. У вас есть исследование траекторий развития «нефтяных» стран. В них обозначены ориентиры для России. Судя по экономическим событиям и трендам ушедшего года, куда ориентируется «нефтегазовая держава» Россия? – Ситуацию в России можно описывать, как комбинацию из трендов Венесуэлы, Ирана, Казахстана и Алжира. Сейчас мы близки к состоянию Казахстана и Алжира, чуть дальше от Ирана и очень далеко от Венесуэлы. Потихоньку мы смещаемся, казалось бы, в иранскую сторону. И видимо, Россия будущего больше напоминает Иран настоящий – жесткие санкции, полусерые импорт и экспорт, примат идеологии, технологическое отставание все больше, противостояние развитому миру более выражено. Но понятно, что эти траектории могут поменяться. «Люди как масса становятся потихоньку бременем» Хорошо, экономические изменения без политических невозможны, драйверов развития экономики нет. Тогда что происходит в социальной сфере, что ждать обычным людям от происходящего? Например, в ушедшем году была низкая инфляция. Это хорошо или плохо, и что ждать в 2018 году? – Инфляция – это следствие экономических процессов, но не сам процесс. Да, у нас стагнация, падает спрос со стороны населения, поэтому цены и не растут. При этом наблюдаемая инфляция в России сильно выше, чем измеряемая. Это говорит о том, что многие компоненты расчетной инфляции в реальности остаются за рамками потребления. Люди, в основном, потребляют то, что растет в цене, а там, где инфляции нет, потребляют непропорционально мало. Например, бесспорно, инфляция высокая в продуктовом секторе и в секторе ЖКХ. А все остальное не так принципиально для населения. Но опять же, инфляция сама по себе, если она предсказуема и не запредельна, не играет никакой роли. Главный процесс, который сегодня происходит в экономике, это рецессия не-нефтяного сектора и общая стагнация инвестиций и потребления. При этом разумная монетарная политика Центробанка не дает эту низкую инфляцию случайно превратить в высокую. Центробанк грамотно ведет свою политику, удерживает ситуацию, поэтому я думаю, что мы и дальше будем видеть низкую инфляцию при общей рецессии экономики. Для обычных людей по-прежнему остается важным вопрос доступности жилья. С одной стороны, по данным АИЖК, в этом году ставки по ипотечным кредитам дошли до минимума – 10 %, а в следующем опустятся до 7 %. Но с другой, две трети граждан уже сокращены или ждут увольнений, столкнулись со снижением зарплат или ожидают, что это произойдет в ближайшее время. Реальные располагаемые доходы россиян снижаются 3 года подряд, такого затяжного падения еще не было. Так что будет с жилой недвижимостью? Как и все у нас, этот рынок сильно зависит от цены на нефть. Учитывая, что у нас она сейчас под 70 долларов за баррель, рынок будет чувствовать себя получше. Выше цена на нефть – выше цены на недвижимость. У нас за последние семь лет сильно поменялся слой людей, которые покупают жилую недвижимость. Если раньше это был малый и средний бизнес и менеджеры частных компаний, то теперь это, в основном, силовики, лишившиеся возможности комфортно хранить черные капиталы за границей (они покупают элитное жилье) и низкооплачиваемые госработники, покупающие в ипотеку эконом-класс. Поэтому сегодня продаются квартиры очень плохого качества и в плохих местах. Это совершенно чудовищные муравейники, которые разрастаются, например, в Подмосковье. Туда переезжают, в частности, люди из других городов, где вообще нет возможности заработать, в надежде найти работу в Москве. Поэтому нельзя однозначно говорить, будет спрос или нет. Спрос на элитную недвижимость однозначно будет продолжать падать. На недвижимость хорошего класса – тоже. Спрос на рядовую недвижимость, то, что мы называем эконом-жильем, будет вести себя странно: где-то расти, где-то падать. В Подмосковье он будет устойчивым. Но сейчас спрос значительно меньше, чем предложение. И ставки на ипотеку мало на это влияют. Чтобы брали ипотеку, нужно ощущение финансовой стабильности, нужно понимать, что и через 5–10 лет вы сможете оплачивать ипотеку. Если вы этого не понимаете и берете ипотеку, то вы безответственный человек, будущий банкрот. Здесь даже говорил бы не о проблеме доступности жилья, а о том, как банки через год-два будут управлять дефолтными ипотечными портфелями. Известный российский экономист Наталья Зубаревич, размышляя о том, где власть собирается брать деньги в связи с падением цены на нефть, заявила примерно следующее: люди – это новая нефть. «21 % российского населения живет в городах-миллионниках. Так, у нашей любимой власти появилась голубая идея: раз из ренты мы уже все выжали, то давайте ставить на города», – это ее слова (http://fedpress.ru/personal-view/1896347). Как вы считаете, может ли власть усилить давление на обычное население, чтобы получать деньги из его карманов? Это и система капитального ремонта, и регулярное повышение штрафов за нарушение ПДД, и ежегодный рост ставок налога на жилую недвижимость, и та же система «Платон», против которой выступают дальнобойщики. К слову сказать, в феврале москвичи планируют провести социальный марш, где прозвучат именно социальные, а не политические лозунги. – Я думаю, что это неудачное высказывание, так как оно фактически искажает всю суть экономических отношений. Человеческий капитал, чтобы быть «новой нефтью», должен создавать стоимость, а не тратить ее. Ресурсы – это нечто, что стоимость однозначно увеличивает – вот их не было, вот их добыли, и теперь они есть. Тот же «Платон» не увеличивает, а уменьшает стоимость. Потому что он просто забирает часть стоимости, и это просто вопрос перераспределения денег в пользу государства, а не создания стоимости. Когда нефть добывается, то у нее есть стоимость. Когда вы совершаете поборы, то стоимость не создается, а денег становится все меньше. Зато растет «теневая экономика». Кроме того, чем дальше мы развиваемся с точки зрения технологического уклада, тем люди как масса становятся менее интересными с точки зрения экономики. Людей как массу тотально заменяют на технологии и роботов. Люди как масса становятся потихоньку бременем, а не производительной силой. Производительной силой становятся люди, как единицы. Это инноваторы, создатели новых технологий, может быть, дизайнеры, художники, писатели, блогеры, программисты, производители чего-то штучного, уникального, менеджеры и так далее. Вот такие люди – ресурс, именно они двигают экономику вперед. Но чтобы у нас они были, нужны совершенно другие инвестиции в образование и медицину, в создание бизнес-среды. В том числе нужно развивать соответствующую законодательную базу. У нас ничего этого не делается. Делается все ровно наоборот. Более того, у нас даже есть популярная тема: плохо, что к нам приезжают мигранты из других стран и занимаются низкоквалифицированным трудом, отнимают рабочие места у «своих». В реальности они создают редкую возможность дать своим гражданам подняться на более высокий уровень труда. Так что, скорее нет, я не соглашусь с тезисом, что люди станут новым ресурсом для власти. Из людей можно попытаться выжимать, но только тогда, когда есть, что выжимать. Если будут выжимать те деньги, которые они получили от нефтяных доходов, то это фактически то же самое, что есть сейчас, только иным способом. Все равно все сводится к нефти. Другие отрасли у нас не развиваются, бизнес не растет, а только уменьшается, так что говорить о других источниках доходов, кроме нефтегазовых, не приходится.

«70 долларов за баррель – это очень хорошая цена, но она не спасет от структурного кризиса»
© РИА "ФедералПресс"