Климатическое оружие

Мировой экономике давно предсказывали глобальный кризис, так что китайский коронавирус лишь запустил неизбежный процесс. Самые влиятельные игроки — США, Китай и Европа — искали способы переделать мир под себя, и последняя в итоге поставила на экологию. Благая цель сделать мир «зеленее» стала для Евросоюза способом увеличить свое влияние, а пандемия COVID-19 дала для этого уникальные возможности. Климатическое оружие — в материале «Ленты.ру».

Экология и коронавирус изменили борьбу сверхдержав
© Reuters

Позеленели

Борьба с глобальным потеплением в 2019 году вышла на новый уровень. Вялые и не слишком удачные переговоры мировых лидеров о сокращении выбросов взорвала шведская школьница, экоактивистка Грета Тунберг. Молодежные движения — привычное явление на Западе, но «школьные забастовки за климат», запущенные Гретой, выбиваются из общего ряда, хотя бы потому, что получили неожиданно слаженную поддержку как раз среди тех, против кого направлены, а именно — среди руководителей стран и мировых корпораций.

За год Грета пообщалась со многими влиятельными людьми. Среди них — бывший президент США Барак Обама, Папа Римский Франциск, канцлер Германии Ангела Меркель, все они поддержали девочку. Министр по защите окружающей среды Великобритании Майкл Гоув после разговора с ней даже заявил, что ему стало стыдно. В сентябре 16-летнюю экоактивистку позвали выступить на саммите ООН по климату, где она в крайне эмоциональной форме обвинила всех присутствующих в краже у нее детства. Так что когда журнал Time назвал Тунберг «человеком года», выбор редакции не выглядел удивительным.

Сложно поверить, что Гоув и другие политики ничего не знали о проблемах экологии до Греты. Но влиятельные люди действуют быстро только в случае конкретных угроз или возможностей для своей страны или компании. В противном случае идут пространные заявления, меморандумы без четких обязательств и многолетние переговоры.

Никаких новых данных школьница предоставить не могла — это дело ученых. При этом ситуация в Европе с экологией гораздо лучше, чем в любом другом густонаселенном регионе мира. И все же в 2019 году европейская бюрократия начала работать с непривычной для себя скоростью. По всей видимости, на этот раз ЕС нашел для себя четкую и понятную выгоду, причем экономическую.

Уже в ноябре, спустя всего пару месяцев после выступления Греты, министры финансов ЕС договорились перестать давать деньги на нефтегазовые проекты. Решение стало резким ужесточением общеевропейской риторики в отношении ископаемого топлива. Ранее экологическую повестку продвигали только зеленые партии. Они уже давно в политике, но не выходили на первые роли и за долгие годы смогли настоять только на закрытии угольных электростанций.

В декабре новая глава Еврокомиссии (ЕК) Урсула фон дер Ляйен, по сути, первое лицо Евросоюза, назвала борьбу с изменением климата своим главным приоритетом. Оперативно появилась и так называемая зеленая стратегия, где решение климатических и экологических проблем названо ни больше ни меньше как способом обеспечить устойчивость экономики Евросоюза.

Инициатива потребует инвестиций в размере триллиона евро в экологические проекты в первые десять лет. Благодаря ей Европа хочет стать первым в мире регионом, где к 2050 году выбросы парниковых газов сократятся до нуля. Частью стратегии стала помощь государств своим компаниям и ужесточение условий импорта из стран с вредным производством.

Да никому не надо

Скорость и слаженность реакции особенно удивляет, если вспомнить историю вопроса. Впервые о глобальном потеплении заговорили в 1960-х годах. Само по себе повышение мировой температуры сомнению никто не подвергает, вопрос только, насколько значим антропогенный фактор. Есть два полярных мнения. Первое — человек непосредственно влияет и виновен в повышении мировой температуры. Второе — потепления случались в истории и без человечества, поэтому и сейчас повлиять на него никто не сможет. Но ученое сообщество в целом согласно — влияние есть, и это влияние негативно.

Итогом многолетних споров стало подписание 11 декабря 1997 года Киотского протокола. Стороны обязались сокращать выбросы парниковых газов — это углекислый газ, метан, закись азота, гидрофторуглерод, перфторуглерод и гексафторид серы. Участниками соглашения стали почти все страны ООН и Евросоюз, вот только США отказались ратифицировать документ. Остальные страны тоже никуда не спешили. Протокол вступил в силу 16 февраля 2005 года, спустя семь с лишним лет, а первый период действия начался в 2008 году.

Вашингтон пошел против всего мира из-за того, что посчитал соглашение угрозой своей экономике. Ведь развивающиеся страны, среди них Китай и Индия, не взяли на себя обязательств на первом этапе. Авторы документа хотели, чтобы такие государства продолжили экономический рост, но США расценили эти условия как необоснованные преимущества для конкурентов. По сути, правоту такой позиции признали и другие участники. Второй период действия протокола, с 2012 по 2015 годы, прошел уже без России, Японии, Новой Зеландии и других стран.

На смену провалившемуся документу пришло Парижское соглашение, утвержденное в 2015 году. Одними из его авторов стали США, что, казалось, снимало множество проблем и противоречий. Но все карты смешал победивший на выборах Дональд Трамп. Став президентом, он первым делом вывел США из договора, причем ровно по тем же причинам, по которым страна не участвовала в Киотском протоколе. Не спешила работать с новым соглашением и Россия, которая ратифицировала его только в сентябре прошлого года. Активным же сторонником нового договора стал Китай, но, возможно, лишь потому, что его обязательства ограничивались снижением роста вредных выбросов.

Фактор Греты

Главное отличие позиции шведской активистки в том, что перемен она требует прямо сейчас, без каких-либо согласований, причем не только от властей — от всех людей сразу. Грета отказалась от потребления мяса и не летает самолетами, потому что и то, и другое оставляет слишком большой углеродный след (совокупность выбросов в производстве товара или потреблении услуги). Можно рассуждать о пробелах в позиции школьницы, критиковать ее за радикальность и обвинять в пиаре, но здесь имеет место явная смена точки зрения.

Ранее основной вред условных одноразовых пластиковых стаканчиков и пакетов видели в том, что они плохо разлагаются и загрязняют природу. Решением казалась более эффективная утилизация мусора — раздельный сбор, переработка, вторичное использование или сжигание на предприятиях с очисткой выхлопов. Грета напомнила всему миру — их производство уже оставляет за собой углеродный след, что не исправить утилизацией.

Таким образом шведская экоактивистка прямо связала рост потребления вещей и впечатлений (полеты в другие страны) с глобальным потеплением.

Позиция оказалась, с одной стороны, универсальной, а с другой — простой и понятной для всех. Не случайно в Нью-Йорке 20 сентября на митинг с Гретой собрались порядка 250 тысяч человек, а 27 сентября в Монреале пришли 500 тысяч человек — крупнейшее собрание за всю историю города. Перед акцией со школьницей пообщался премьер-министр Канады Джастин Трюдо.

Такая идеология, как кажется, противоречит нынешней экономической модели, где главным фактором успеха считается рост ВВП — увеличение производства товаров и услуг в расчете на рыночную стоимость. Однако есть два способа увеличить эту стоимость. Первый — производить больше товаров и услуг. Второй — производить меньше или столько же, но дороже. Кажется, что у второго варианта нет никаких шансов, но именно Европа имеет все возможности совершить революцию в сознании и экономике.

Минус мировая фабрика

Наибольший куш от увеличения потребления по всему миру сорвал Китай. Беспрецедентный экономический рост стране обеспечил экспорт, до сих пор являющийся основой благосостояния. В 1988 году он достигал 50,6 миллиарда долларов, а в 2018-м — 2,14 триллиона долларов. С учетом инфляции — в 33 раза больше. В России экспорт в 2019 году составил 424,6 миллиарда, но две трети из него приходится на топливо и энергетику. У Китая подавляющая доля экспорта — продукция с высокой добавленной стоимостью, то есть после переработки.

Преимуществом КНР стала не только дешевая рабочая сила, но и полное безразличие к вопросам экологии. Китайские производства загрязняют воздух, воду и почву, в стране катастрофически сокращаются леса и деградируют земли. Символом этих изменений стал знаменитый смог в китайских городах. Так, в 2015 году, ровно в те дни, когда председатель КНР Си Цзиньпин выступал на Всемирной конференции ООН по вопросам изменения климата, в Пекине зарегистрировали уровень смога в 945 микрограмм/кубометр. По нормативам Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ), максимально допустимым считается уровень в 25 микрограмм/кубометр.

Можно сказать, что люди в прямом смысле задыхались. Организация Berkeley Earth позднее, используя официальные данные китайских властей, подсчитала, что в 2012-2013 годах от проблем с грязным воздухом в стране умирали 183 человека в час — это 17 процентов от всех смертей.

В 2011 году в стране начались протесты. Даже не склонные к беспорядкам китайцы собирали многотысячные митинги против строительства новых и развития действующих производств. Например, против рудоперерабатывающего завода в Шифане в провинции Сычуань; против работы химзаводов в Даляне и Нинбо.

С 2013 года Китай исполняет программу охраны окружающей среды, в рамках которой закрываются наиболее грязные предприятия и идет проверка всех остальных. С 2015-го сокращаются металлургические мощности. Одним из главных пунктов стал перевод предприятий ЖКХ и энергетики с угля на газ. В 2018 году страна ввела налог на загрязнение окружающей среды и пообещала сократить за два года потребление энергетического угля на 5-10 процентов.

Меры только кажутся серьезными. Китай по-прежнему возглавляет список стран по выбросу углекислого газа, на его долю приходится более четверти всего объема. При этом идущие следом США заметно снижают выбросы, даже без каких-либо соглашений и громких заявлений. Пекин, несмотря на обещания перейти на зеленую энергетику, продолжает строить грязные предприятия. До конца текущей пятилетки в стране введут в строй 121 угольную электростанцию. Их суммарная мощность, по данным Global Energy Monitor, — 148 гигаватт, и это больше, чем производят все станции Европы. Всего же за последние 20 лет китайская генерация на базе угля выросла с 200 до 972 гигаватт. В результате на данный момент страна сжигает примерно половину всего угля на планете. Соответственно, мало кто верит, что Китай планирует реально снижать выбросы.

Самой очевидной причиной такой «неспешности» выглядят проблемы с экономикой. Начало заботы об экологии в точности совпало с резким замедлением роста ВВП Китая. В 2010 году он составил 10,4 процента, в 2011-м — 9,2 процента, а в 2012-м — уже 7,7 процента. В 2019 году экономика едва преодолела рубеж шести процентов и, как оценивали эксперты, даже без эпидемии коронавируса вряд ли вышла бы на такой же уровень в 2020-м. В первом полугодии 2019 года объем инвестиций в альтернативную энергетику упал на 39 процентов. Во-первых, они оказались не слишком успешными, а во-вторых, большая часть эффективных технологий заимствована у других стран, что было чревато проблемами, особенно на фоне торговой войны с США.

Можно констатировать, что у Китая попросту нет денег на то, чтобы перестроить производство в соответствии с экологическими требованиями.

Причем иногда это невозможно даже технически. Так, помимо товаров народного потребления, Китай — мировой лидер по производству бетона и цемента. На его долю приходится половина всего мирового выпуска. А производство цемента остается серьезным источником углекислого газа на планете. Еще Китай производит более половины всей свинины мира и остается главным потребителем говядины — обе отрасли имеют приличный «углеродный след».

Отличный повод

Западная экономика нередко воспринимается как максимально успешная, но это не означает, что у нее нет проблем. Касаются они не среднего благосостояния, а конкретных людей, которые способны выразить свое недовольство на выборах. Трампу в 2016 году хватило этого недовольства, чтобы возглавить США. Переживающие за свою работу из-за мигрантов и закрытия предприятий американцы поверили неожиданному кандидату. А после едва ли не главным, чем хвастался в своем Twitter эксцентричный бизнесмен, стал рост количества рабочих мест и возвращение производств в страну.

В Европе проблема безработицы, даже до эпидемии коронавируса, стояла еще более остро. Во Франции она подбиралась к девяти процентам, причем среди молодежи — превышала 20 процентов. В Испании, Италии, Греции безработными остаются более трети всех граждан младше 25 лет. Пособия по безработице, если их получаешь в таком возрасте, проблему не решают.

На этом фоне экономика еврозоны почти не росла. Попытки подстегнуть ее — разогнать инфляцию до целевых двух процентов и нарастить инвестиционную активность — не сработали. Европейский центробанк снизил базовую ставку до минус 0,5 процента, поставив под угрозу всю банковскую систему Европы, но изменить главную проблему он не в силах — в Европе некуда инвестировать. Рабочая сила слишком дорога и живет слишком хорошо.

Очевидным решением, к которому призывает правая оппозиция, видится протекционизм, позволяющий вернуть производства и создать рабочие места. Но тогда товары и услуги станут дороже для населения — и это уже не нравится потребителям. Найти решение, которое устроило бы всех, удается лишь для отдельных отраслей. Например, для сельского хозяйства, которое многие годы получает гигантские субсидии и выдерживает конкуренцию благодаря квотам.

Объяснить гражданам, почему они должны покупать европейские продукты, если те обходятся дороже заграничных, несложно — забота о здоровье. А вот почему житель ЕС должен покупать произведенный в Европе дорогой смартфон, а не дешевый китайский, — куда сложнее. Но внесение в повестку экологии снимает проблему. Во-первых, можно призвать граждан заботиться об окружающей среде, а во-вторых, ввести пошлину на продукцию с большим углеродным следом.

В Европе начали готовить финансовую инфраструктуру для таких действий, в том числе разрабатывают стандарты финансовой отчетности, которые покажут, как компании борются за экологию. Не дожидаясь этого, Государственный пенсионный фонд Норвегии (GPFG), крупнейший суверенный фонд в мире, начал избавляться от акций компаний, чью деятельность аналитики фонда называют наиболее вредной для климата. В первую очередь это поставщики угля.

Заранее соответствовать таким требованиям обязалась и одна из богатейших корпораций в мире — Microsoft. Ее руководство пообещало за 30 лет полностью компенсировать негативное влияние на экологию с 1975 года и выделить миллиард долларов на защиту климата. Далее крупнейший покупатель сжиженного природного газа (СПГ) в Сингапуре Pavilion Energy начинает требовать от продавцов отчета об углеродном следе производства топлива. В компании рассчитывают на глобальное внедрение своей методики.

Очевидно, что такая политика инвестирования ударит по промышленности КНР и других стран, которые меньше обращают внимание на экологию.

Либо они столкнутся с сокращением вложений, либо им придется модифицировать техпроцесс, что стоит денег. Проблемой станет и уменьшение потребления товаров в ЕС — одном из главных рынков мира (в 2017 году на Европу пришлось 31,6 процента мирового импорта).

Сложно говорить, какие масштабы примет процесс, но Европа готова к таким жертвам больше других. Например, в Берлине полностью отказываются от одноразовых стаканчиков для кофе. Идея не лишена смысла, ведь при производстве и утилизации тысячи стаканчиков для кофе с крышками, по данным Rethink Plastic, выделяется 63 килограмма углекислого газа. Еще раньше во всей Европе решили запретить одноразовую пластиковую посуду и столовые приборы, соломинки и ватные палочки. Закон вступает в силу с 2021 года.

А еще в 2019 году европейцы стали меньше летать. В Швеции и Германии сократилось число авиапассажиров и вырос поток на железных дорогах. Немецкий Deutsche Bahn даже установил исторический рекорд по перевозкам.

Коронавирус в помощь

В экологическую перестройку вмешалась самая громкая пандемия 21 века. COVID-19 испугал весь мир, в первую очередь Европу и США, но в то же время дал максимально убедительные аргументы для изменений. Эксперты и политики сходятся во мнении, что кризис окажется глубже, чем в 2008 году.

Решение проблемы через карантин обнажило гигантские проблемы мировой экономики. И это даже если не учитывать аргумент против авиаперелетов, о котором могла бы вспомнить Грета, — коронавирус распространился по миру из-за «несознательных» путешественников.

Под ударом оказалась система производственных цепочек, если в них задействованы несколько стран — эпидемия всего в одной стране нарушает работу во всех. Так происходит в России с автомобильными заводами, у которых заканчиваются иностранные комплектующие. От финансовых проблем компанию может защитить государство, но оно готово вкладывать средства лишь в собственные предприятия и поддерживать своих граждан. Как Германия и Франция, не исключающие национализации самых важных для страны производств. Получить такую помощь транснациональной компании гораздо сложнее.

Главный экономист и директор по инвестициям Saxo Bank Стин Якобсен не только считает кризис самым масштабным, что он видел за 30 лет работы, но и называет конкретного виновника. «Глобализация — это основной источник неприятностей (быстрого распространения вируса), об этом говорит масштаб путешествий по миру», — утверждает он. С ним согласен заведующий сектором международных военно-политических и военно-экономических проблем ВШЭ Василий Кашин: «Государства будут создавать замкнутые цепочки производства жизненно важных товаров на своих территориях , невзирая на сомнительную экономическую эффективность такого шага».

Многие страны давно, если имеют на то ресурс, борются с транснациональными корпорациями, так как те получают слишком много влияния. Евросоюз судится с крупнейшими американскими технологическими компаниями по поводу так называемого налога на GAFA (Google, Amazon, Facebook, Apple, иногда к ним добавляют Microsoft). Таксисты добиваются запрета на агрегатор такси Uber. США запретили Facebook запускать свою криптовалюту Libra, увидев в ней угрозу своей финансовой системе. В Китае иностранные автопроизводители обязаны были отдать не менее 50 процентов доли в своем предприятии местным компаниям. Первым исключением стала Tesla. На фоне снижения инвестиций Пекин разрешил компании построить в Шанхае полностью свой завод.

Ситуация с коронавирусом дает государствам несомненный козырь. В случае более серьезных проблем — ведь никто не знает, насколько смертельной будет следующая угроза — производство основных товаров потребления должно быть под рукой с возможностью работы в целях государственной важности. Иначе придется, как происходит в США, спешно закупать необходимые аппараты искусственной вентиляции легких (ИВЛ) в Китае, с которым вроде бы не завершена торговая война. Социальная защита работников производств — тоже ответственность государства, а значит, его дополнительные права.

В этом смысле европейская экономика попала в идеальный шторм, но в хорошем смысле. У нее есть цель, есть средства для перемен и есть лояльность граждан, готовых потерпеть и понимающих — зачем. Есть даже наглядная иллюстрация, почему нужно меньше потреблять. В Китае за месяц борьбы с эпидемией выбросы вредных веществ сократились на 25 процентов.

Вот и Урсула фон дер Ляйен уже говорит о необходимости нового «плана Маршалла», подразумевая под этим радикальные изменения в экономике ЕС. Решать проблемы экологии и коронавируса совместно попросили и крупнейшие компании главной экономики Европы — Германии. В конце апреля Еврокомиссия представила план объемом два триллиона евро по выходу из кризиса. Позднее Франция и Германия предложили создать фонд восстановления экономики объемом 500 миллиардов евро. Очевидно, что столь крупные средства будут тратить с учетом ранее выбранной стратегии.

Вероятно, именно экономическая составляющая борьбы против глобального потепления «вразумила» Трампа. Президент США публично смеялся над экологической повесткой, но в январе 2020 года заявил, что не считает изменение климата мистификацией. Не исключено, что политика заинтересовала возможность заставить американские компании вернуть в страну свои производства. К тому же запрет на инвестиции в «грязные» предприятия Китая придется одобрить даже его непримиримым противникам.

Но и сам бизнес начинает понимать, куда дует ветер. Так, 13 мая руководители 330 американских компаний с общей капитализацией 11,5 триллионов долларов обратились в Конгресс с требованием связать восстановление экономики с использованием возобновляемых и чистых источников энергии.

Выбора нет

На первый взгляд, такая европейская парадигма России повредит. Недосчитается инвестиций и спроса нефтегазовая отрасль, а это прямой удар по бюджету и курсу рубля. Проблемы возникнут у экспорта российского угля. Сократится спрос на товары российских вредных производств, а их достаточно — российские города регулярно занимают места в топе самых грязных населенных пунктов мира.

Глава «Роснано» Анатолий Чубайс уверен, что если Россия не пойдет по пути «реального сокращения объема выбросов, то попадет в тяжелейшее международное противостояние».

Анатолий Чубайс, глава «Роснано»

Если к этому не отнестись всерьез, мы получим тяжелейший удар по экспорту, в том числе по экспорту углеводородов, что для нас сверхзначимая вещь

Его опасения не лишены оснований. Минэкономразвития полагает, что к 2035 году углеродный след российской электроэнергетики в 3,5 раза превысит средний по миру. Министр энергетики Александр Новак сразу после ограничительных мер и санкций называет одной из опасностей спроса на российские энергоресурсы тренд на продвижение во всем мире «зеленой повестки».

Но есть в такой опасности и своя возможность. Россия как экономика слишком мала, чтобы в одиночку заставить мир играть по своим правилам, поэтому ей придется принимать какую-то из моделей развития. Представляется, что именно европейская идея дает стране больше всего шансов на успешное развитие.

В мире есть три центра силы — США (ВВП — 21,4 триллиона долларов), Евросоюз (18,3 триллиона, без Великобритании — 15,6 триллиона) и Китай (14,1 триллиона), остальные заметно отстали. Каждый из этой тройки старается использовать свои преимущества. У США это военное превосходство и доллар, чье особое положение среди валют дает ключ к регулированию мировой экономики — Белый дом может в одиночку вводить санкции, которые вынуждены исполнять все.

Китай как «мировая фабрика» не против подмять под себя все производство планеты. Он стал лидером по выдаче кредитов странам третьего мира, в обмен на которые «скупает» их экономику. Займы выдаются на проекты, которые реализуются китайскими же компаниями, то есть деньги возвращаются, но страны остаются еще должны. Вернуть заимствования они не в силах, поэтому принимают китайские условия. Схема придумана не Пекином — ранее тем же самым занимались западные страны в Латинской Америке. Результатом, как в прошлые времена, станет истощение ресурсов зависимых государств.

Новые территории дают китайцам доступ к полезным ископаемым, например, в Казахстане и Туркменистане, и возможность еще удешевить производство. При необходимости — выносить туда вредные предприятия и вывозить отходы. Последний метод придуман тоже не ими — заваливать бедные и зависимые страны начала Европа. Так, 77 процентов отходов на гигантской свалке в нигерийском Лагосе — европейского происхождения, а еще 15 процентов — из Китая и США. Между тем Китай и сам какое-то время принимал пластик и пластиковый лом из Европы, но в 2017 году отказался это делать. Россия тоже выступает полигоном для европейского мусора, только не бытового, а радиоактивного. В страну завезли до миллиона тонн ядерных отходов, и что с ними делать — неизвестно.

Своя рубашка

Легко заметить, что в американской идее Россия может быть только подчиненной (и желательно без ядерного оружия), а в китайской — сырьевым придатком. Между тем экологическая концепция Европы не ставит никаких ограничений.

Борьба за экологию во всем становится для следующих десятилетий тем же, чем стало освоение космоса для второй половины XX века.

В США с мнением о влиянии человека на глобальное потепление согласны 86 процентов подростков, а 24 процента участвовали в акциях протеста. И надо понимать, что они — будущее первой экономики мира. Хотя деньги такой энтузиазм приносит уже сейчас — можно посмотреть на капитализацию Tesla, самого дорогого в мире автопроизводителя, который выпускает гораздо меньше машин, чем лидеры отрасли. Даже крупнейший за десятилетия экономический кризис не смог обрушить акции компании. Такие настроения будут нарастать, ведь экологические проблемы глобальны, работать с ними все равно придется.

Импортозамещение, которым, пусть и во многом вынуждено, много лет занимается Россия, лежит вполне в русле экологической повестки. С точки зрения энергетики с минимальным углеродным следом Россия имеет все шансы стать мировым лидером. Гигантские запасы природного газа позволяют при желании полностью перейти на значительно более экологичное газомоторное топливо и заменить каменный уголь в отоплении и ряде производств. В стране развита атомная отрасль и гидроэнергетика. Зеленые считают вредными и то, и другое, но к выбросу парниковых газов они отношения не имеют.

По оценкам Международного агентства по возобновляемой энергетике IRENA, технический потенциал ветроэнергетики в стране составляет 80 тысяч тераватт-часов в год, хотя большая его часть находится не в самых населенных районах. Такого уровня нет ни у одного государства в мире. В конце концов, россияне уже сейчас летают самолетами гораздо реже, чем в Европе, предпочитая железные дороги, и все чаще задумываются об экологии.

Другими словами, перемены для России окажутся менее радикальными, чем для большинства стран мира. Вопрос финансовых затрат тоже неоднозначен. Только из-за грязного воздуха, по оценкам Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР), Россия в 2015 году потеряла 447,6 миллиарда долларов, или 12,5 процента ВВП. А есть и загрязнение воды, что приводит к увеличению заболеваний, и лесные пожары, возникающие из-за черных лесорубов. Есть свалки вокруг городов, отравляющие атмосферу. Это проблемы все равно придется решать, и чем позже начать — тем больше придется платить. Россия может не самыми большими усилиями оказаться в авангарде нового мирового порядка. Если только не упустит момент и не попытается получить сиюминутную выгоду, что неизбежно приведет к дальнейшему отставанию.