Дмитрий Вольвач: санкциям нужно противопоставить экономический ответ

В мае исполнится восемь лет с момента создания Евразийского экономического союза. Целью организации все это время было экономическое развитие стран-участниц, модернизация и повышение конкурентоспособности этих государств на мировом рынке. Об итогах первого этапа существования Евразийского союза, а также о пользе для стран от участия в ЕАЭС, интеграционных процессах в условиях санкций и устранении торговых барьеров рассказал в интервью ТАСС заместитель министра экономического развития России Дмитрий Вольвач.

— Давайте сначала поговорим про евразийскую интеграцию. Хочется узнать о результатах. Оценивало ли Минэкономразвития итоги евразийской интеграции, какова синергия?

— По глубине интеграции Евразийский экономический союз можно сравнить только с Евросоюзом, но там 40 стран начали формировать свое единое таможенное пространство еще в 1960-е годы. ЕАЭС — очень молодой экономический союз, существует всего восемь лет. Вступая в ЕАЭС, государства не поступаются своим суверенитетом. И это наше безусловное преимущество. ЕАЭС предлагает присоединение к договору на условиях, при которых государство получает очевидные экономические преимущества от свободы торговли, перемещения трудовых ресурсов и капитала. Снимаются торговые барьеры, открываются рынки капитала, труда, транзита товаров, а взамен не нужно жертвовать ничем. Вступая в ЕАЭС, каждое государство обладает одинаковым голосом, независимо от объема экономики или численности населения. Это очень важно: если государства в ЕАЭС договорились о чем-то, это значит, что принятое решение учитывает интересы всех участников.

Очевидно, что в нынешнем мире при постоянно возникающих вызовах, будь то финансовый кризис, климатическая повестка или санкционное давление, всегда региональные объединения более устойчивы. ЕАЭС — это союз равноправных и равных государств, которые самостоятельно на основе консенсуса решают, что действительно важно для экономического развития этих стран.

Исходя из этого, мы разработали и обучили "модель общего равновесия" для расчета эффектов от интеграции для всех стран — членов союза. На основе исторических и актуальных данных рассчитали, что дает вступление в Евразийский экономический союз той или иной экономике за счет снятия барьеров, либерализации и реализации основных свобод — свободы движения товаров, услуг, капитала, рабочей силы, синхронизации законодательства во многих отраслях.

Расчеты показывают, что экономики стран союза очень серьезно приросли, а в ковидный 2020 год компенсировали возможное снижение, которое наблюдалось во всем мире. Рост совокупного внутреннего валового продукта всех стран — членов союза за 2016–2021 годы составил 9,6%. Из них почти 0,7%, что, по нашим оценкам, более $10 млрд, — это вклад евразийской интеграции. Ведь даже полпроцента ВВП оказывает серьезное влияние на экономику. А если учесть, что мы с вами бьемся за каждый процент роста экономики, то эти "почти 0,7%" — это ощутимый и значимый интеграционный эффект.

— А для России такая интеграция выгодна?

— Безусловно. У ЕАЭС есть неоспоримые уникальные экономические преимущества, развивая которые мы получаем вполне определенные плюсы и возможности для российской экономики. Для России при росте реального ВВП в период с 2016 по 2021 год на 9% интеграционный эффект составил 0,4%, или почти $7 млрд.

Конечно, для наших партнеров по союзу — Армении, Белоруссии и Киргизии — этот эффект более ощутим. Ведь в отличие от нас они интегрируются с гораздо большей экономикой. ЕАЭС — один из ключевых рынков сбыта их продукции и источников импорта. Поэтому вклад интеграции в их рост более заметен. Например, Армения за тот же период получила дополнительно 1,5 процентных пункта к росту ВВП, Белоруссия — 4,9 п.п., Киргизия — 1,4 п.п., Казахстан — 0,5 п.п.

Даже 0,4 п.п. роста ВВП России за счет интеграции говорит о том, что мы не только вкладываем и поддерживаем экономики стран-партнеров, но и получаем свои явные экономические выгоды и преимущества. Поэтому и взгляд на ЕАЭС как на проект России, которая любыми способами пытается притянуть к себе страны и экономики, неверный.

— Как отразилась на экономиках стран ЕАЭС пандемия?

— На фоне пандемии реальный совокупный ВВП стран ЕАЭС снизился на 2,9%. По нашим расчетам, без фактора союзной интеграции падение было бы на 0,3% больше. В 2021 году интеграционный эффект составил 0,12%. Это тоже прилично — $2,4 млрд. Вместе мы быстрее справились с экономическими последствиями пандемии. Не только адаптировались к вызовам, но и вышли на улучшение показателей внутри союза: совокупный рост ВВП союза по итогам 2021 года составил 4,5%, объем взаимной торговли вырос на 32% к 2020 году — до $72,6 млрд. Все эти ощутимые эффекты — это то, ради чего и объединяются страны в экономические союзы.

— Какую дополнительную роль приобретает евразийская интеграция в условиях санкций?

— У союза хороший опыт по выработке совместных мер для стабилизации наших экономик в условиях внешних вызовов. В 2020 году мы оперативно приняли два пакета антиковидных мер на Евразийском межправительственном совете. В прошлом году вместе сдерживали цены на товарных рынках союза от экспортируемой инфляции.

Сейчас мы в очередной раз консолидируем наши действия с партнерами по союзу. В феврале по инициативе президента Казахстана Касыма-Жомарта Токаева создана рабочая группа высокого уровня по обеспечению устойчивости экономик государств — членов Евразийского экономического союза. Инициативу поддержал премьер-министр России Михаил Мишустин. По его же поручению группу возглавил глава Министерства экономического развития (МЭР) Максим Решетников. В группу вошли представители Минэкономики, Минфинов, главы ЦБ стран — членов ЕАЭС, а также министры ЕЭК.

Всего за две недели группа сформировала перечень необходимых неотложных союзных мер, 17 марта на Совете ЕЭК утвердили и уже воплощаем в жизнь 33 меры. Они касаются нетарифного регулирования, снижения ставок ввозных таможенных пошлин и предоставления тарифных льгот на товары критического импорта. Меры также направленны на предотвращение возникновения дефицита продовольствия, лекарственных препаратов и медицинских изделий. Что-то мы уже реализовали. До 1 октября 2022 года подняли порог ввоза товаров для личного пользования с €200 до €1 тыс. Обнулили пошлины на более чем 900 важнейших импортных товаров. Упростили процедуру подтверждения происхождения товаров.

Сейчас рассматриваем отмену, пересмотр, перенос сроков вступления, предусмотренных в рамках союза, обязательных требований к продукции. Работаем над увеличением доли расчетов между государствами в ЕАЭС в национальных валютах. Сейчас доля нацвалют во взаимных расчетах стран ЕАЭС составляет 73%. Уже готовится второй пакет мер, которые мы прорабатываем на рабочей группе.

— Планируется ли развивать импортозамещение в рамках ЕАЭС?

— Да, эта работа давно и активно ведется. В рамках промышленного сотрудничества и кооперации мы формируем карту индустриализации союза. Это позволяет оперативно разрабатывать и реализовывать совместные программы и проекты, выстраивать импортозамещающие производственные цепочки в ЕАЭС, исключить дублирование производств и оптимально использовать наш потенциал. Сейчас в карту входит 554 технологических направления, по которым у стран имеется наибольший импортозамещающий потенциал.

— На Гайдаровском форуме вы заявили о необходимости устранить 14 барьеров на рынке ЕАЭС, что принесет $21 млрд, или более 1,1 п.п. совокупного ВВП союза. Что это за препятствия?

— Да, действительно, устранение барьеров даст очень серьезный дополнительный вклад в наши экономики — 0,16% совокупного ВВП союза. Это около $3,1 млрд. И это тоже скорее консервативная оценка. Сегодня по методологии ЕЭК насчитывается 15 барьеров, не соответствующих праву союза. Это все зафиксировано, они все включены в реестр. Есть сроки по урегулированию, идет нормальный межгосударственный диалог. Задача — в балансе найти решение, даже компромиссное, и мы эти решения находим.

Какой у нас подход? Это ведь только кажется, что установка барьера помогает защитить экономику отдельной страны. Со временем приходит понимание, что общее развитие экономик союза дает гораздо больше плюсов, чем индивидуальное преимущество на рынке отдельной страны для какой-то отрасли или компании. Экономические преимущества от снятия любого барьера все равно выше. Безбарьерное развитие торговли и кооперации, общий рост рынка, повышение устойчивости экономик всех стран союза позволяет увеличить объемы производства и реализации товаров и услуг, создаем новые возможности движения капитала инвестиций. В итоге в виде новых предприятий, новых рабочих мест, зарплат, налогов остается у себя в стране. Коллеги это прекрасно понимают.

— А можете какие-то конкретные привести примеры?

— В прошлом году, например, в Республике Беларусь действовали списки, ассортиментный перечень в ретейле. Коллеги считали, что поддержать отечественного производителя можно за счет того, чтобы приоритет в магазинах давался товарам, произведенным исключительно в Республике Беларусь, а ввезенные товары российских, казахских, армянских, киргизских партнеров — их надо как-то подвинуть. Поставили этот вопрос, и барьер удалось снять. Белорусские коллеги приняли это решение только после того, как сами убедились, что выгода от барьера очень сомнительная. Риск отсутствия конкуренции и потери огромного российского рынка гораздо выше, чем то, что таким образом было поддержано. Скорее, это была эмоциональная история, чем экономическая.

— А сейчас какие барьеры?

— У нас сейчас выявлено и устраняется 36 ограничений из-за недостаточного правового регулирования экономических отношений правом союза. Еще есть изъятия из правил ЕАЭС. Когда страны присоединялись, они резервировали за собой изъятия из договора, чтобы со временем от них отказаться. Вот сейчас тоже подходит время для отказа от ряда изъятий Армении, Киргизии. Мы сейчас аккуратно напоминаем коллегам о том, что пришло время выравнивания условий хозяйственной деятельности. Иногда выявляются новые барьеры, например НДС по электронной торговле в Казахстане — мы сейчас об этом дискутируем. Уверен, что и здесь найдется решение.

— Это компании пожаловались?

— Да, компании обращались. Они правильно обратили внимание на диспаритет. Сейчас порядок исчисления и уплаты НДС в электронной торговле осуществляется по месту регистрации продавца. А коллеги из Казахстана с этого года ввели норму — по месту регистрации покупателей. Сейчас готовится поручение в договор о союзе в части налогообложения электронной торговли. Но до вступления в силу новой редакции договора нельзя НДС начислять и взымать с компаний дважды.

— А актуальна ли сейчас идея отмены в принципе резидентства в ЕАЭС?

— Вы имеете в виду таможенное резидентство? Поскольку налоговое и валютное резидентство определяются в национальном законодательстве стран.

Думаю, принцип таможенного резидентства реальных, непреодолимых сложностей во взаимной торговле не создает. Он скорее не очень помогает выходу на внешние рынки. У нас в Евразийском союзе уже нет страновых таможенных кодексов, действует единый таможенный кодекс ЕАЭС, единое таможенное пространство.

Предлагается уже сейчас заключить соглашение, чтобы участник из одного государства ЕАЭС мог декларировать товар в другом. Это будет обозначать, что товар не будет привязан к месту регистрации декларанта, а сможет действительно находиться в той стране ЕАЭС, где происходит таможенное декларирование, непосредственно на складе. Речь идет о физическом размещении товаров вблизи к пунктам пропуска. В моем понимании, особенного правового препятствия здесь нет, поскольку единый таможенный кодекс ЕАЭС действует. Скорее, вопрос в администрировании.

Сейчас очень активно развивается сближение стандартов и подходов таможенного администрирования товаров и услуг при пересечении границы. Хороший пример — переход на очень близкие стандарты таможенного регулирования между Россией и Белоруссией, пусть это пока не ЕАЭС формат, а формат союзного государства, но он показывает, что это возможно. У нас уже есть положительная практика.

— Давайте перейдем к Белоруссии. 28 союзных программ по интеграции. Но там такие расплывчатые формулировки, и все гадают: что там на самом деле?

— Основные направления в этих программах — это налоговое, таможенное регулирование и администрирование, это и макроэкономическая политика, и антимонопольное регулирование, торговля, связь, промышленность, газ, нефть и энергетика. Все эти направления связаны и сильно зависимы друг от друга. Мы декларировали СП на 975 отдельных задач. Это минимум, который необходим экономике, в первую очередь Белоруссии, чтобы получить максимум плюсов и результатов от интеграции. У нас пока нет оснований и возможностей для более углубленной интеграции с другими странами — членами ЕАЭС, но, видимо, ни с кем, как с Белоруссией, у нас и нет такой необходимости. Потому что такого сильного взаимопроникновения, кооперационных и исторических связей, как у нас с Белоруссией, наверное, нет больше нигде. Лично я рассматриваю эти союзные программы как первоочередную необходимую задачу. Мы в эти 28 программ погрузили все экономические плюсы и не пересекли грань суверенитета наших братских государств.

— Объясните на примере единой с Белоруссией системы администрирования косвенных налогов, как это будет работать? В чем польза для России?

— Страны очень тесно связаны — таможенной границы нет. Мы выявляли вместе с коллегами из Белоруссии схемы, когда за счет разницы в администрировании были попытки уходить от налогов по разным категориям товаров. Единая система администрирования НДС позволит эффективнее бороться со злоупотреблениями и нечестной конкуренцией.

В России создана одна из лучших систем администрирования НДС в мире. Я могу сказать, что у Белоруссии администрирование налогов организовано очень серьезно и на уровне. Новая интегрированная система вберет в себя все лучшее, что наработано в России и Белоруссии. Не будет простого расширения на Белоруссию российской АСК НДС (автоматизированная система автоматически выявляет налоговые разрывы — прим. ТАСС). Мы договорились с белорусскими коллегами о передаче в эту систему всего объема информации о плательщиках НДС наших стран в закодированном виде и их сделках.

Это будет уникальная система, новая платформа, которая позволит обоим государствам видеть движение товаров импортерами от производителя до кассового аппарата, когда товар попадает непосредственно потребителю, выявлять разрывы, риск неуплаты налога — в российский или белорусский бюджет. В России доля разрывов по НДС (tax gap) снизилась до 0,6%. Новая система позволит Белоруссии снизить их tax gap до возможного минимума и получить около $600 млн дополнительных доходов в бюджет.

— Каким будет эффект интеграции России и Белоруссии на экономику?

— По нашим оценкам, Белоруссия получит от интеграции до 2% к росту ВВП в год — это значительный экономический эффект. Для России эффект более скромный — около 0,05% к ВВП. Для наших предпринимателей очень важно устранить неконкурентные преимущества, а для белорусских — выйти на российский рынок.

Администрирование НДС — это только один из элементов. Цель не столько в сокращении лазеек для уклонения от налога. В первую очередь нужно создать понятный, прозрачный механизм мониторинга создания добавленной стоимости с минимальной нагрузкой на бизнес. Можно всех затерроризировать проверками, но это не выход. Автоматизация контроля всегда снижает административное давление и поддерживает законопослушный бизнес. Кроме того, между нашими странами самая высокая доля расчетов в рублях — порядка 80%.

— Еще в 2016 году Минсельхоз заявлял, что через Белоруссию к нам идет поток санкционной продукции. Как сейчас обстоят дела?

— Такая проблема действительно была. Мы активизировали строительство Союзного государства не для того, чтобы убить потоки контрафакта, санкционки и уход от налогов. Эти результаты — скорее, дополнительные эффекты интеграции.

— Белоруссия отменила 0% НДС на товары, ввозимые для дальнейшего реэкспорта. Какие еще пробелы нужно ликвидировать, чтобы недобросовестный бизнес не оптимизировал расходы, ввозя товар через Белоруссию?

— Отмена льготы по НДС стала одним из шагов Белоруссии навстречу интеграционному процессу. Можно только представить, каким было лоббистское давление и какое недовольство в определенных кругах вызвало это решение.Можно усилить контроль на границе, и ни одна машина с контрафактом в Россию не пройдет. Но у нас нет задачи возводить стену. Задача, наоборот, снижать барьеры и повышать эффективность.

— Какую дополнительную роль приобретает интеграция с Белоруссией в условиях санкций?

— Что можно противопоставить санкциям? Только экономический ответ. Уходят одни рынки, появляются другие. Экономика Белоруссии гораздо менее диверсифицирована. Россия помогает Белоруссии в том числе посредством углубления интеграции. Фактически Запад, вводя санкции, закрывая предприятия, посягает на жизнь, здоровье самых уязвимых категорий граждан. Из-за запретов и безработицы в первую очередь снижаются доходы семей с детьми, основы нашего будущего. Мы должны стараться минимизировать эти потери за счет адресных мер поддержки и расширения взаимной торговли — это наша прямая обязанность.

— Увеличение торговли происходит только с Белоруссией? Или с другими странами тоже?

— Мы запустили в прошлом году "Агроэкспресс" Узбекистан — Россия. С узбекскими коллегами и с казахскими коллегами договорились о понижающем тарифе, о регулировании. Казахские коллеги поняли, что им это выгодно и интересно. Я думаю, что они могут стать самостоятельными участниками "Агроэкспресса". По такому же режиму отправлять свои товары, свои вагоны либо в Узбекистан, либо в Россию и получать свою выгоду от ускоренной доставки грузов. Этот взаимный интерес на сближение экономик, развитие взаимодействия не уменьшается даже под внешним давлением. Еще одно: "Транзитный потенциал союза" — за этим будущее. Поначалу была такая история — каждое государство, по территории которого проходит железнодорожный, автомобильный либо мультимодальный маршрут, устанавливало свой тариф. Но пришло понимание, что попытка удерживать тарифы на своем участке или жесткое регулирование только уменьшает общий грузопоток. А бюрократические, административные контрольные процедуры только увеличивают время прохождения грузов, наносят ущерб экономике, лишают бизнес доходов. То есть все равно: выигрыш происходит за счет сближения, унификации, снятия барьеров. И это понимание приходит. Здесь работают экономические законы. Они начинают играть первую скрипку, и это правильно, ведь ЕАЭС — это экономическое объединение равных или полноправных государств-членов.

— Видите ли вы усиление взаимодействия России и Казахстана?

— Казахстан — это очень серьезная экономика, которая хорошо и устойчиво развивается, в том числе благодаря членству в Евразийском экономическом союзе. Там, мне кажется, поняли, что какие-то процессы нужно ускорять. Основной драйвер — экономика. Если нужно повысить устойчивость, нужно найти, где эта устойчивость достигается быстрее всего. В случае Казахстана оказывается, что основа устойчивости — это 7,5 тыс. км границ с Россией. Это повышение товарооборота, взаимное снятие барьеров, развитие новых кооперационных связей и проектов. Россия и Казахстан — это ключевые выгодоприобретатели от развития транзитного потенциала союза.

Уже не первый год у трех наших железных дорог объединенный транспортно-логистический оператор России, Белоруссии и Казахстана. Давно уже научились получать выгоду от того, что они устанавливают выгодный тариф, понятные условия транзита. Транзитный потенциал будет активно развиваться также за счет цифровизации транспортных коридоров. Все понимают, что выгода от объема перевозок выше, чем от повышения тарифа на каком-то отдельном участке. Здесь тоже ожидаем роста взаимной интеграции наших стран. Для этого у нас есть союзный договор, у нас есть конкретные инструменты. В договоре и в Стратегии развития ЕАЭС до 2025 года все прописано — что мы должны выбрать, где мы должны сблизиться, что мы должны стандартизировать и упростить. Жизнь нам подсказывает, что пришло время ускорения всех направлений интеграции.