Иван Лизан: Минск до сих пор не привык, что Москва научилась считать деньги
Он рассказал об этом в интервью изданию Украина.ру.
- Иван, сегодня приходится слышать достаточно радикальную оценку специалистов, что Россия путем различных дотаций и преференций оказывает Белоруссии поддержку в несколько миллиардов долларов в год, предоставляет свой рынок, а взамен получает контрабандную продукцию и выслушивает претензии относительно якобы высоких цен на энергоносители. Действительно ли экономически Москва ничего не получает от сотрудничества с Минском?
— Утверждение не соответствует действительности в части выгод России от сотрудничества. По части дотаций и субвенций РБ, оказываемых как в натуральном (поставки нефти по ценам ниже рыночных), так и в денежном виде (льготное кредитование без политических условий), всё верно. Суммы дотаций и субвенций посчитаны, обсуждать их смысла нет.
Теперь по части выгод. Как правило, не учитывается аспект промышленной кооперации: по обе стороны в рамках одного рынка работают миллионы человек в машиностроении, которое очень легко потерять, но крайне сложно воссоздать. Потеря белорусских предприятий была бы для России очень сильным ударом в наше время, а лет 6-7 назад — катастрофой: одновременно импортозаместить и украинскую, и белорусскую продукцию было бы невозможно.
Но время идёт: в России после 2014 года стало меньше денег, началось импортозамещение, государство стало активнее поддерживать национальный капитал, который, в свою очередь, согласен импортозамещать что угодно в случае, если ему оказывается соответствующая господдержка. И вместо того чтобы внимательно изучать происходящие в России процессы, многие мои белорусские коллеги по аналитическому цеху стали генерировать разнообразные теории заговоров о том, как «Газпром» и «Роснефть» захватили контроль над Россией и пытаются удавить Белоруссию.
Реальность куда сложнее и интереснее, чем конспирология. Просто российская бюрократия отказывается от неолиберализма и берёт на вооружение практики неомеркантилизма, которому свойственен протекционизм.
С российской стороны же часто дискурс скатывается в логику кормильца и нахлебника, что лишь подогревает задор белорусских националистов и многих белорусских экспертов/чиновников, которые настроены по отношении к России либо враждебно, либо потребительски.
- Белорусская сторона объясняет свою политику многовекторности необходимостью диверсификации своего экспорта по схеме 30:30:30, поскольку те же страны ЕАЭС не смогут употребить всю ее продукцию и потому что тот же «Газпром» предпочитает доллары США. Насколько правдоподобно такое объяснение?
— Формула 30:30:30 — это желание официального Минска снизить экономическую зависимость от России в рамках активно проводимой РБ с 2015 года политики многовекторности. В политике этот подход завёл РБ в тупик, свидетелем чего мы были во время прошлогодней избирательной кампании, когда в РБ искали «руку Москвы», диверсантов «ЧВК Вагнера» и клеймили своих же граждан Цепкало, Бабарико и Тихановского агентами России.
В сфере экономики формула 30:30:30 оборачивается для Минска большими издержками: около 50% белорусского экспорта как шли, так и идут в Россию. Причём это наиболее высокопередельная и технологичная часть экспорта: машины, оборудование, продукты питания с высокой степенью переработки. В ЕС идёт сырьё (нефтепродукты, калийные соли), изредка — о чём обязательно рассказывает как о победе белорусская БелТА — электробусы и бумага. Но это редкие исключения.
Пока что белорусские попытки в рамках данной формулы отвязаться от российского рынка оборачиваются убытками, ярким примером которых является поиск «альтернативной» нефти. РБ из-за нежелания углублять интеграцию с Россией теряет привилегированное положение страны-переработчика нефти (им она пользовалась из-за ранее проведенного в РФ налогового манёвра, текущий манёвр не первый и не последний), что оборачивается выпадающими доходами. Но вместо того чтобы договориться и углубить интеграцию, Минск сам для себя вводит фактически налог на диверсификацию, переплачивая за танкерную нефть, пытаясь что-то доказать то ли себе, то ли Москве. Это, конечно, право Минска: никто не может запретить властям суверенной и независимой страны переплачивать, но к экономике такие решения не имеют никакого отношения.
Что касается «Газпрома», то попытки приплести его ко всему, что происходит в союзных отношениях, — яркий показатель вопиющего непонимания многими белорусским экспертами роли данной корпорации в российской экономике. Она — инструмент для пополнения казны и развития ряда отраслей экономики (газопереработка и газохимия), а не субъект политики. «Газпром», если провести параллели, — молоток, а не рука с молотком.
- Белорусская сторона предъявляет претензии за то, что вопреки предварительным договоренностям до сих пор не был создан единый энергетический рынок, обвиняя в этом тот же «Газпром» и его опасения утратить монопольное положение. Почему же рынок до сих пор не создан?
— Единый рынок газа в ЕЭАС должен быть сформирован к 2025 году — такие на себя Россия брала обязательства при учреждении ЕАЭС в 2014 году. От своих обязательств Россия не отказывается, но и спешить не считает целесообразным — такой рынок для России обернётся убытками, и в Москве хотели бы понимать, что получат взамен. Дело в том, что в Минске очень хорошо научились считать свои рубли, но упрямо отказывают России в праве считать свои рубли. А интеграция — это история о взаимовыгодности.
- А почему не был создан энергетический союз с едиными ценами на нефть и газ, несмотря на приватизацию Белтрансгаза?
— Потому же, почему все попытки интегрировать белорусские и российские компании в 2013-2015 гг. потерпели фиаско. Минск хочет получать дешёвые энергоносители и продолжать проводить многовекторную политику, Москва видит в таком подходе для себя только политические риски и экономические убытки. «Белтрансгаз» продали в 2011 году, затем на протяжении последующих лет 4 шли разговоры об углублении интеграции и создании общих предприятий: обсуждались конфигурации по «Интегралу» (производил микроэлектронику), союзные предприятия (СП) МАЗа и КамАЗа, но ни о чём не договорились. Поэтому моя гипотеза — крайне льготные цены на углеводороды для Минска были увязаны с углублением интеграции ещё в начале прошлого десятилетия.
- Некоторое время назад предлагалось локализовать производство БелАЗа на территории РФ. Есть какие-то новости в этом вопросе?
— На наших глазах идёт 5-я попытка создания таких СП. Если раньше белорусов — Россия для них рынок №1 по карьерной технике — пытались завлечь в Россию «пряником» (новыми заказами), то теперь, когда на российском рынке активизировались конкуренты БелАЗа, речь идёт о «кнуте» (открытии конкурентами БелАЗа своих сборочных производств в России).
Чтобы не сдавать позиции на рынке, Минск активизирует разговоры о локализации и даже делает в этом направлении кое-какие шаги. Но если угроза позициям РБ на данном рынке снизится, то никакой более глубокой локализации не будет. Однако если быть предельно честными, то БелАЗ и так процентов на 60 — российский.
Впрочем, такой подход (отказ от углубления интеграции и создания СП) уже стоил снижением рыночной доли МАЗа в части грузовиков и автобусов на рынке России и проблемам для «Гомсельмаша» на рынке комбайнов.
- Белорусская нефтяная компания не продлила контракт на грузоперевозки с железными дорогами Литвы. Если говорить однозначно, то переориентация транзита идет медленно, но верно, или это просто пустые обещания?
— Пока что мы видим основательную проработку этого вопроса на уровне чиновников, а не реальную переориентацию грузопотоков. Переориентация грузопотоков — дело сложное и растянутое во времени, Россия из портов прибалтийских республик уходит уже больше десятилетия, поэтому не стоит ожидать, что Минск сможет уйти оттуда за год-два. Это тоже вопрос о десятке лет, но перед этим сторонам нужно основательно проработать вопрос экономики. Собственно, этим они пока что заняты.
- Как вы оцениваете перспективы белорусской АЭС? Может ли она принести пользу и Москве, и Минску?
— Она уже принесла пользу и Москве, и Минску: в экономике (рабочие места и сбыт продукции), энергетике (снижение зависимости РБ от газа, появление задела для модернизации белорусских ТЭС), политике (фактор раздражения для Прибалтики и сближения для Москвы и Минска), пиаре (проект успешно реализован), технологиях (строительство АЭС данного проекта за пределами России), а ещё, возможно, интеграции (БелАЭС может стать важным звеном в едином рынке электроэнергии ЕАЭС). БелАЭС — главный интеграционный проект начала XXI века для РБ и РФ, но вокруг неё очень много информационного шума, который генерируют Прибалтика и наши журналисты, которые считают своим долгом отвечать на всё, что звучит от их прибалтийских коллег.
- Шеф-редактор проекта СОНАР 2050 Семен Уралов предлагает закрепляться на рынках наших союзников с товарами с высокой добавленной стоимостью, чтобы, условно говоря, Россия закупала БелАЗов на 100 млн долларов, а белорусы закупали бы наши турбины. Насколько это осуществимо, учитывая закрытость белорусского рынка 18 тарифными ограничениями и разговорами об угрозе российских олигархов?
- Это единственно возможный способ сохранить интеграцию: сесть, договориться, разделить рынки и торговать друг с другом, наращивая объёмы взаимной торговли товарами высокого передела. Россия-2021 и Россия-2010 очень отличаются: десять лет назад философия российской бюрократии была простая: продадим нефть и газ задорого, всё остальное купим. С 2014 года эта формула дала сбой, зато теперь подход другой: импортозаместим всё, что необходимо.
Поэтому если Минск не хочет стать импортозамещаемым, то ему нужно быть в авангарде интеграции, а не продолжать эксперименты с политической и экономической многовекторностью, особенно если они изначально были обречены на провал.
- Насколько нынешний политический кризис в республике может угрожать экономическому сотрудничеству?
Экономическому сотрудничеству он не угрожает, наоборот, стимулирует. Но сотрудничество идёт на низовом уровне — им занимается бизнес. Государство, наоборот, пытается заниматься экономической многовекторностью.