Грандбюрократия оседлывает бизнес
Пока нация сидит на карантине, кризис не только словно бы сжимается во времени, но меняется массовое восприятие ситуации в экономике. Отечественная высшая бюрократия (грандбюрократия) усиливается по отношению к классу собственников бизнеса, устанавливается новый баланс сил, принципиально важный для развития страны и выработки антикризисного плана нового типа. Фото: depositphotos.com После того как Владимир Путин огласил в феврале пакет социальных мер и отправил в отставку кабинет Дмитрия Медведева, в России многое изменилось. В стране начались социальные реформы, которые подготовились и политикой замещения импорта, какой бы она ни была ограниченной, и социальными мерами властей времен президентской избирательной кампании, но более всего — смещением всей общественной повестки влево в 2017–2018 гг. Наконец для них возникла историческая необходимость: от угрозы падения они уводят власти к способности решать стратегические задачи в глобальной системе. Отдельно можно учесть вклад Павла Грудинин: имея ограниченные цели в избирательной кампании 2017–2018 гг., стремясь скорее стать депутатом Государственной Думы от КПРФ, чем президентом России, он помог сдвигу. А его штаб, состоящий из людей Геннадия Зюганова, тем временем больше сливал собственную кампанию, чем организовывал её. Да и сам Грудинин не особенно старался: зачем-то рассуждал про Иосифа Сталина и изображал коммуниста. Все это теперь забывающиеся и не очень-то важные детали. Важно иное. Выборы 2018 г. показали, насколько сильно общество устало от неолиберальной политики. Без «красного» бизнесмена с резкой социальной повесткой не было бы явки избирателей, не было бы смещения предвыборной программы Путина к социальным вопросам. Если изначально в Кремле рассчитывали вести борьбу на центристском поле, как в 2012 г., защищая обывателя от мнимой угрозы прорыва к власти радикальных неолибералов-западников, то в реальности пришлось бороться на поле левом — такова была воля общества. Это и было смещение общественной повестки дня влево, в сторону социальных проблем и рецептов. Этим снимался и вопрос о социальном протесте: «низы» требовали учесть их интересы и подавали сигналы лояльности, но только с «если». Кремль встревожились тем, как взлетела поддержка Грудинина, хотя тот не имел шансов на победу и не стремился к ней, как не стремился к этому его штаб. В этой обстановке было преступлением для некоторых экспертов и политиков вести войну именно с этим кандидатом, даже если за это щедро платили. Однако общественная повестка все одно сдвинулась: «верхи» приняли сигнал; поняли, как их усиливает курс на социальное государство. И после разочарований второго издания кабинета Дмитрия Медведева, и после прихода Третьей волны кризиса и введения жесткого карантина из-за коронавируса сдвиг продолжается. Но этот сдвиг носит характер далеко не формально-демократический, а скорее административный. Происходит осмысление высшими начальниками условий в мире, внутри страны и потребностей развития, диктуемых с 2008 г. глобальной экономической нестабильностью. Очевидно, России больше нет никакого смысла ориентироваться на «свободную торговлю», «неприкосновенность бизнеса», государственное невмешательство (дерегулирование) в экономике и иные неолиберальные ценности, одновременно раздражая общество мерами неолиберального порядка. Все это делает верхи бюрократии только слабее в международной игре, не увеличивает прибыль корпораций и не дает никаких новых возможностей, подрывает, а не усиливает ее общественную опору. А с поправкой на Третью волну кризису обещает только ужасы долгой депрессии. Очевидно, что неолиберальная дорога ведет в пропасть. Даже сама эта дорога летит ныне в пропасть. США и ЕС продолжают держаться ее только потому, что там колоссального влияния достиг финансовый капитал, и он стремится ресурсы расходовать на покрытие своих издержек от биржевого обвала, а вовсе не решать проблемы реального сектора и рабочего класса. В России более силен производственный капитал, а финансисты (при всем их неолиберализме, любви к идеям глобализации и «открытого общества») относительно слабы. Они в подчиненном положении, если говорить об экономической иерархии. Но бизнес вообще любит офшоры, низкие налоги, а лучше сокрытие прибыли — и никакой социальной ответственности. Если при этом коллапсирует экономика, то это не его проблема, по его собственному пониманию, так как он «не благотворитель». Высшее российское руководство зажато между этой психологией своего класса, которую имеет и немало представителей высшей бюрократии, необходимостью уменьшить остроту кризиса и запустить новый цикл роста, выдержать борьбу со старыми центрами капитализма и приобрести новые рынки, увеличив свой рынок через евразийскую интеграцию. А ведь нужно еще защитить свои позиции на традиционных внешних рынках. Существует и такой фактор, как социальное недовольство, которое против этой же грандбюрократии могут направить неолиберальные оппозиционеры-западники, их левые и правые фланговые образования. Стоящие за оппозицией некоторые бизнес-группы хотели бы снять с себя бюрократическую нагрузку и пресечь ее повышение, что теперь становится маловероятным, а главное на Западе — получить отпущение грехов для себя и своих капиталов. Что будет при этом с Россией — им неважно. Грандбюрократия выросла у нас как «равноустраненный от олигархов» центр управления, призванный к тонким компромиссам, а не административным командам. Потому если в 2014–2019 гг. здесь происходил сдвиг к более смелой роли, то в начале 2020 г. произошел подлинный конституционный переворот. И в условиях карантина он продолжается: высшая бюрократия тестирует и укрепляет административную машину государства, приспосабливая ее для решения новых задач. Вместе с тем происходит дисциплинирование бизнеса, которому предлагаются новые правила игры и осознание возросшей роли бюрократии. Ему предложено принять тот факт, что государство будет решать сложные задачи в Евразии, и это может иметь последствием обострение отношений с Западом. Но это не просто надо будет молча принять, нужно будет отказаться от привычных игр с офшорами. Во всем этом здесь есть и нечто подпирающее новую реальность. Основой нового баланса в государстве становится социальная политика. Она привлекает на сторону высокого начальства трудящиеся массы, которые сами и задали во многом вектор этих изменений и своими настроениями показали ранее отрицательное отношение к политике кабинета Медведева и повышению пенсионного возраста в частности. Меры социальной поддержки в условиях угрозы массового заболевания коронавирусом и экономического спада будут нарастать, и политическое значение их взлетит. При этом в условиях депрессии в экономике (миновать её не получится) выход из кризиса будет зависеть от грандбюрокартии, ее способности разработать и реализовать план перезапуска экономики. На этапе же его реализации её власть еще более возрастет. Так бизнес в России будет оседлан. Это вовсе не исключает его обогащения в дальнейшем — после кризиса, а скорее является предпосылкой этого. Сам же он не будет прежним, как не будут прежними общество и государство.
