Андрей Батрименко: Государство должно поддержать венчурных инвесторов
Одна из ключевых задач, которую поставил президент России в послании Федеральному собранию, - существенно расширить технологические возможности российской экономики. Речь идет, в первую очередь, об импортозамещении в информационных технологиях и промышленности.
С какими проблемами столкнется бизнес и государство при решении этой весьма амбициозной задачи? Где скрыты подводные камни? И какой должна быть стратегия государства в этой области? Об этом мы поговорили с одним из ведущих экспертов, директором центра развития новых продуктов Академии Ростеха Андреем Батрименко.
Когда говорят о перспективах развития высоких технологий в России после введения технологических западных санкций, есть два полярных мнения. Одно из них: "все плохо, мы сами ничего производить не умеем". Второе, наоборот: "наконец-то мы достигнем технического суверенитета, появился шанс создать свое производство". Какая точка зрения вам ближе?
Андрей Батрименко: В чем-то правы обе стороны. Когда скептики говорят, что мы сильно отстали в определенных областях, это действительно так. И догнать передовиков мира будет крайне сложно. Речь идет не только о Западе. На процессоры, которые производятся на Тайване, сегодня начинают ставить микрочипы размером три нанометра. Это действительно фантастический уровень технологий, тем более что процессоры - крайне востребованный продукт. Но это не означает, что мы должны пытаться слепо копировать это, то есть заведомо ставить себя в позицию догоняющих. Да, для производства мобильников нужны именно такие микрочипы. Но для большого количества бытовых электронных устройств могут использоваться топологии процессоров другого уровня.
Например, нейроморфные процессоры (используются для ускорения работы алгоритмов искусственных нейронных сетей, компьютерного зрения, распознавания по голосу и других методов искусственного интеллекта. - Прим. ред.). Они не такие микроскопические, но при этом могут эффективно выполнять свои задачи и очень востребованы на рынке.
С другой стороны, экономическая война, развязанная Западом против России, освободила большие рыночные ниши. Например, офисное и корпоративное программное обеспечение. Раньше продукция Microsoft вполне удовлетворяла потребителей. Создавать аналоги было финансово нецелесообразно. Но после того как американцы начали отказываться от обслуживания корпоративных клиентов в России, спрос на российское ПО резко возрос. Сейчас есть российские компании, которые кратно наращивают выручку. Для них это отличная возможность создавать новые продукты, которые в другой реальности вывести на рынок было бы невозможно.
Я убежден, что это серьезный, долгосрочный тренд. Китай или Индия не смогут войти на российский рынок, поскольку наши программисты объективно одни из самых сильных в мире. И риск "обратного перехода" невысок. То есть даже если в какой-то момент все эти западные компании вернутся, российский бизнес уже не будет таким наивным, чтобы ставить себя в тотальную зависимость от них. Речь ведь идет не только об офисных программах, но и о софте для промышленной безопасности, финансового аудита, о различных вычислительных программах и о многом другом. Мы увидели, что большинство иностранных компаний поступило крайне непорядочно, риск "отключения" вопреки контрактам стал не просто абстрактным, а реальным. И во всех критически важных областях государство явно обозначает приоритет: давайте делать ставку на свой софт, чтобы у нас потом "случайно" не выключилась энергосистема или какие-нибудь еще критически важные объекты. Российские разработчики это прекрасно понимают и куют железо, пока горячо.
Но смогут ли наши разработки стать адекватной заменой ушедшим брендам?
Андрей Батрименко: В российских ИТ немало примеров, когда какой-то наш продукт становился даже более успешным на домашнем рынке, хоть и являлся неким "аналогом" иностранного сервиса. Так, в США был создан Facebook от Meta (запрещенная организация в России), но в это же время в России появились "Одноклассники" и "ВКонтакте". Когда Facebook дошел до России, наши соцсети были уже весьма успешны и популярны. Ozon - это фактически аналог американского Amazon, у них даже названия схожи. Сегодня один из них - лидер маркетплейсов России, а второй не представлен в стране. У них - Google, у нас - "Яндекс". При этом "Яндекс" тоже не является какой-то копией, обе компании занимались разработкой своих ключевых сервисов практически одновременно, и "Яндекс" даже был запущен на год раньше. У меня нет сомнений, что новые продукты тоже могут занять заслуженное положение на российском рынке и, возможно, в некоторых странах на мировом.
А что с "железом"? Есть определенные сложности с импортозамещением в сфере транспорта, например?
Андрей Батрименко: В разных отраслях машиностроения и тяжелой промышленности ситуация сильно различается. Например, одной из перспективных отраслей стало производство газоперекачивающих агрегатов и оборудования для газовой и нефтяной промышленности. Или еще один перспективный сегмент - производство станков с ЧПУ. Это не самый сложный продукт с технической точки зрения. Но такого оборудования сегодня остро не хватает российской промышленности для повышения эффективности труда. Кратный рост выручки - отличный маркер для бизнеса, что дело перспективное.
Но нужно понимать: все это довольно сложные процессы. И мы ни в коем случае не должны пытаться объять необъятное. Мировой опыт убеждает нас: любые поспешные решения могут обернуться как минимум колоссальными убытками. В этом смысле лучше действовать разумно и минимизировать вероятность просчетов.
А могут ли такие проекты быть интересны мировому рынку и обеспечить технологическое доминирование РФ в других частях света (в Юго-Восточной Азии, в Латинской Америке, Африке)? Интересны ли этим регионам российские инновации?
Андрей Батрименко: Если трезво оценивать ситуацию, то хорошие шансы у нас в сегментах b2b, enterprise и b2g, то есть ориентированных на бизнес, корпоративный сегмент или даже государственные органы в качестве клиентов. Так называемые консьюмерские продукты, ориентированные на конкретного потребителя, человека, - это сегмент с довольно сильной конкуренцией. Победить тот же Китай будет крайне сложно. "Касперский" даже в США долгое время занимал существенную долю рынка (порядка 25 процентов), не говоря уже про Азию. У "Софтлайна" открыты офисы во Вьетнаме и в Таиланде. И так далее. И сейчас наших продуктов на азиатском рынке будет еще больше. Создавать с нуля собственные крепкие противовирусные программы или какой-то другой сложный софт - это слишком трудно и дорого. Российские продукты для них - хорошее решение.
Если говорить про "железо", то здесь тоже все зависит от целевых рыночных сегментов. Например, недавно ко мне обратились коллеги, которые интересуются поставками российских газоперекачивающих агрегатов для Азии.
Востребованы могут быть также наши медицинские или оптические изделия, например, продукция "Швабе": инкубаторы для новорожденных детей, дефибрилляторы. Может быть высокий спрос на сельхозтехнику: на тракторы, комбайны, сеялки и так далее. По качеству они сопоставимы с мировыми брендами, но за счет курсовой разницы с долларом гораздо дешевле.
Конечно, в отличие от ИТ, здесь больше вопросов в логистике, дистрибуции и сервисе. Но все это решаемо. Тем более что азиатские страны густонаселенные, что сильно облегчает задачу с дистрибуцией. При этом Азия - это ведь не только Индия и Китай, но и такие страны, как Индонезия, Филиппины, Вьетнам и так далее. Огромное население и растущая экономика. Так что есть шансы на коммерческий успех.
Что делает государство для развития хайтек-проектов? Достаточно ли имеющейся инфраструктуры поддержки или чего-то не хватает?
Андрей Батрименко: Один из главных факторов, что нас сдерживает в развитии частных стартапов, - дефицит негосударственных венчурных денег. Мало инвесторов, готовых финансировать проекты в самом начале. Когда стартап дорос до определенного масштаба и выручки, там инвесторы уже в очереди стоят. Но вот на первоначальном этапе...
Сейчас государство продолжает вводить различные механизмы стимулирования венчурных инвесторов и бизнес-ангелов. Например, кешбэк "Сколково": фонд может вернуть половину вложений, которые сделал инвестор, через налоговый возврат. Ты дал стартапу десять миллионов, тебе возвращают пять. Программа рабочая, есть те, кто уже получил эти деньги.
Нельзя не отметить Фонд содействия инновациям, который также старается закрыть эту брешь в стартовых деньгах для стартапов. Это программы "Умник", "Старт-1", "Старт-2" и так далее. Выделяется большое финансирование и на вузовские стартапы (стартап-студии, центры трансфера технологий, передовые инженерные школы и так далее).
А еще здорово показали себя программы внутреннего предпринимательства, когда компания внутри себя готова придумывать и финансировать проекты. Это уже устойчивый тренд: с 2018 года по сегодняшний день в России открыли больше 40 программ внутреннего предпринимательства. В том числе это и бизнес-акселератор Ростеха, который дает возможность сотрудникам создать и проработать новый гражданский продукт. Это проекты в информационных технологиях, медицинские приборы, промышленные экзоскелеты, уникальный беспилотник внеаэродромного базирования и так далее. Уже есть продукты, которые успешно продаются на рынке, и, конечно, это вселяет в нас оптимизм.
