«Заявления о том, что НКО — поставщики услуг, агрессивно отторгаются сектором»
Эксперт совета Ассоциации фандрайзеров Татьяна Задирако о состоянии НКО в России Уходящий год стал особенным для некоммерческого сектора в России. Исполнительный директор благотворительного фонда «Дорога вместе» и член совета Ассоциации фандрайзеров с 2013 года ТАТЬЯНА ЗАДИРАКО поделилась с «+1» своим видением сектора НКО и перспектив его становления в России. — Вы в некоммерческом секторе уже 20 лет. Как изменились взаимоотношения государства и НКО, скажем, за последние пять лет? — Государство как раз лет пят назад наконец захотело узнать, что такое некоммерческий сектор. Мы об этом мечтали давно. Однако оно обратило на нас внимание не в том ключе, в котором нам бы хотелось: пошло по пути законодательного урегулирования деятельности некоммерческой организации. Во-первых, это произошло из-за того, что в некоммерческом секторе последние годы закрутились деньги — увеличились пожертвования среди частных лиц. Не миллионы, конечно, а десятки или сотни тысяч рублей, зато регулярно. Соответственно, появился интерес у законодателей, захотелось выяснить, что там происходит. Во-вторых, в последние годы из-за ряда событий у нас поднялась волна массового волонтерства — сначала это была реакция на наводнения в Краснодарском крае и на реке Амур. Туда потянулось очень много людей, которые захотели помочь. А потом волонтеры активно работали при подготовке Олимпиады. И государство захотело принять закон и урегулировать волонтерскую деятельность — сейчас рассматривают очередной законопроект. А потом появился закон об иностранных агентах, который имеет политическую окраску. Кстати, из-за него теперь российские НКО не хотят работать с иностранными деньгами. Люди не знают о том, что к большинству некоммерческих организаций закон об иностранных агентах не имеет отношения. Конкретно социальный сектор может работать с иностранными деньгами сколько угодно. В целом же некоммерческий сектор развивается, а вместе с ним и законодательная база, касающаяся регулирования этих процессов. — А какой, на ваш взгляд, должна быть роль государства? Должно ли оно поддерживать НКО в медийном поле? — Граждане России очень зависимы от государственной риторики. А государство говорит: НКО едят с рук врагов. Надо, чтобы оно говорило о том, что заниматься некоммерческой деятельностью выгодно, что благотворительность — это правильно. Представьте, если бы наш кабинет однажды собрался и председатель заявил: сегодня мы решим, кто в каком месяце будет говорить о благотворительности. В январе пусть выступит премьер-министр: расскажет о том, что его жена поддерживает ряд фондов, социальных проектов. В феврале министр экономического развития заявит: нужно садоводством заниматься — вот я, например, хожу на субботники, сажаю деревья. В марте министр иностранных дел расскажет о своем участии в каких-то программах. Это было бы очень здорово. — Может быть, социальной рекламы должно быть больше? — Института социальной рекламы как квалифицированной качественной услуги в России сейчас нет. Такая реклама у нас скучная, убогая: спасите, помогите, дайте денег. И ничего нет про направления благотворительности, тренды, развитие структуры, повышение уровня доверия. Для этого нет ни заказчика, ни реализатора. Недавно я смотрела социальную рекламу на конференции «Белые ночи фандрайзинга», там показывали лучшие ролики. Это было невероятно смешно, мы все хохотали, а мы между прочим люди, испорченные рынком. И даже самая тяжелая реклама, которая касалась детей, страдающих лейкозом, и смеха не вызывала, была великолепно сделана. У нас же пока практически никто не может делать профессиональную социальную рекламу. Последний интересный ролик я видела лет 15 назад, все остальное — очень низкий базовый уровень. — Как НКО взаимодействуют между собой? — Сектор взаимодействует плохо: он конкурентный, не способен к партнерству. Никто не понимает, что рынок свободен, сюда могут прийти еще тысячи организаций, и у них будет огромное поле для работы. Деньги можно брать не только у десятка корпораций. Региональной организации не надо пытаться прийти в Москву, чтобы собрать деньги, они на месте должны развиваться, и тогда они будут самыми успешными, потому что смогут работать со своим бизнесом, идеями, проектами, со своими губернаторами и мэрами, средствами массовой информации. — Как некоммерческий сектор должен взаимодействовать с бизнесом? — Я считаю, что агрегаторы приносят большую пользу рынку, поскольку они действуют, основываясь на бизнес-процессах. У них есть системный подход, целеполагание, долгий горизонт развития. Когда люди вышколены бизнесом, они понимают: если мы с вами хотим договориться сделать что-то, значит, у вас есть свои личные интересы, а у меня — свои. Для того чтобы нам найти точки соприкосновения, мы должны опустить уровень претензий до определенного приемлемого уровня. И тогда получаются синергия, партнерство, инновации, новые проекты. В НКО такое взаимодействие не построено. Эти люди никогда не были вышколены катком бизнес-процессов. Но это проблема роста, если рынок будет планомерно развиваться, через десять лет НКО этому научатся. Правда, у меня есть только одно опасение. Люди, приходящие из бизнеса в НКО, считают, что бизнес-процессы могут решить все без знания рынка. Этого не произойдет. И это слабые стороны таких фондов, как «Друзья», Philanthropy Infrastructure, «Бостон бизнес консалтинг». Люди думают: если я когда-то был успешным банкиром, то я приду в НКО и там все заработает. Нет, не заработает. НКО — это другая модель. И я часто говорю представителям некоммерческого сектора: когда вы приходите в бизнес, не ведите себя как бедный младший брат, приехавший из Бердичева. Вы должны понимать: у вас есть уникальная экспертиза, которой у бизнеса нет. И только обмен опытом даст выдающиеся результаты. — Приведите, пожалуйста, модель успешного взаимодействия НКО с бизнесом. — Можно, например, создавать социальные облигации, которые позволят построить хоспис, ввести в эксплуатацию медицинское учреждение, приют для животных. Организовывать устойчивые проекты, использовать бизнес-модель. Тот, кто такое запустит, немало от этого выиграет, в такие проекты захотят инвестировать вновь и вновь. Большие фонды могут стать отличной площадкой для экспериментов. Если, с одной стороны, созреет бизнес, а с другой — менеджмент НКО, это будет невероятная синергия, которая выведет рынок на совершенно иной уровень. — Насколько развито, на ваш взгляд, взаимодействие НКО и СМИ? — Я с интересом наблюдаю за тем, что делает Антон Красовский в своем фонде «СПИД.Центр». Красовский понимает в этой тематике абсолютно все. За первые два месяца Антон собрал 700 тыс. руб. Если он будет продолжать в том же духе, то через два года будет в пятерке лидеров. НКО часто жалуются на то, что журналисты не хотят про них писать. Но это происходит потому, что НКО не могут предоставить интересный материал, содержащий в себе некий вызов, освещающий проблематику, а не с посылом: «Здравствуйте, дайте денег». И вот у Красовского правильное выстраивание коммуникационной стратегии. Мне кажется, что у него есть медийный план, все расписано по дням. Например, по понедельникам он рассказывает о мировых исследованиях ВИЧ, во вторник ругает государство, которое ничего не делает, в среду выкладывает частную историю и так далее. Это эффективная коммуникационная стратегия. Хорошо бы НКО ее позаимствовали. — Что вы можете сказать о состоянии социального предпринимательства в нашей стране? — Есть анекдот про то, как человек сделал прекрасный социальный проект. «Я купил яблоко, продал яблоко, потом купил яблоко другое, продал и его. А потом получил миллион от бабушки и сделал успешный проект по социальному предпринимательству». Если вы проанализируете любой социальный предпринимательский успешный проект, вы сразу же увидите инвестиционные уши, торчащие из него. И потребуется еще немало человеческих ресурсов и денежных вложений для того, чтобы институт социального предпринимательства заработал самостоятельно. — Должны ли НКО начинать смотреть на себя как на социальных предпринимателей, на сервисные структуры? — Любые заявления о том, что НКО — это поставщики услуг, агрессивно сектором отторгаются, потому что он находится на уровне зачаточного развития и говорит все время про добро. НКО должны абсолютно четко понимать свое предназначение, иначе мы не окажемся там, где хотим, и не станем теми, кем должны быть — именно поставщиком социальных услуг для бизнеса, граждан и государства. — Расскажите, какие основные изменения состояния «третьего» сектора вы наблюдаете в последние несколько лет? — У нас появились механизмы, которые дают возможность любому человеку быстро и безопасно сделать пожертвование в некоммерческую организацию. Раньше надо было прикладывать усилия: идти в НКО с наличными или в банк делать перевод. А сейчас можно не прилагать усилий: тебе пришло SMS, ты захотел спасти больного ребенка или амурского тигра, нажал на кнопку — и деньги ушли. Еще одна перемена: расширяется портфолио некоммерческих организаций. Раньше был пяток фондов, которые собирали деньги на детей, страдающих лейкозами, хосписы и WWF. А сейчас стали активно помогать пожилым людям, взрослым, страдающим от разных заболеваний — то, что раньше называли «непопулярной благотворительностью». Инфраструктурный фонд — еще одно быстро развивающееся направление, когда деньги собирают не в помощь конкретному человеку, а на инфраструктуру, условно говоря, на 50 фондов. Краудфандинг пошел в рост — правда, довольно медленно. Но, с другой стороны, есть целый ряд агрегаторов, которые пытаются эту площадку развить: Planeta.ru, Boomstarter, Mail.ru. В корпоративном секторе ситуация тоже быстро меняется: стало развиваться корпоративное волонтерство. И это прекрасно, потому что оно может существовать системно, долго и устойчиво. Интервью взяла Наталья Буланова
