Нужно вырастить когорту технопредпринимателей
Можно долго перечислять проблемы, с которыми сталкивается технологическое предпринимательство в России, — их список всегда будет гораздо длиннее, чем перечень решенных вопросов, считает заместитель председателя правления УК «Роснано» ЮРИЙ УДАЛЬЦОВ, поделившийся своим мнением с корреспондентом Алексеем Смирновым. — Насколько важна включенность российских проектов в мировую экономику? — Начиная оценивать ситуацию, мы практически сразу понимаем: далеко не весь технологический цикл, который необходим для многих разработок, присутствует в стране. Это общая для всех стран проблема — без международной кооперации сегодня сложно что-либо разрабатывать. Например, сейчас все говорят о технологиях передачи данных. По проводам приходится проталкивать все больше информации. И буквально каждые два-три года тут появляются новые решения. Не фундаментальные вроде перехода с электрических проводов на оптоволокно, а гораздо более нишевые. Такого рода локальное решение позволяет какому-нибудь израильскому стартапу получить объем заказов в $50–60 млн в год и больше. И это цифры, которые у нас уже относятся к категории среднего бизнеса. Происходит это за счет того, что в израильском стартапе отлично понимают, в чем реальная потребность клиентов. Если же у разработчика нет возможности напрямую поговорить с инженерами клиентов, поехать к ним или привезти оттуда специалиста, ему очень трудно угадать, какая именно деталь нужна и какие к ней предъявляются требования. Зачастую мы придумываем что-то очень важное с точки зрения физики, химии или биологии. А «упаковать» это в правильный продукт по требованиям рынка у нас получается гораздо хуже. То есть понять, что именно продавать, не будучи встроенным в мировые цепочки создания тех или иных изделий, очень сложно. Российская включенность в мировой рынок очень избирательна. Есть, особенно в IT, удивительные случаи мирового доминирования на рынке конкретных решений. О них даже мало кто догадывается. Например, это кодеки для расшифровки фильмов, которыми все пользуются. С точки зрения «железа» все значительно сложнее. Пожалуй, единственный большой известный пример — наша портфельная компания «Монокристалл» с ее лейкосапфиром, сумевшая стать мировым лидером и захватить львиную долю рынка. В остальном же есть отдельные разовые вкрапления, которые не носят определяющего характера. — Если так важно ориентироваться на глобальные рынки, стоит ли реализовывать проекты здесь? — К сожалению, многие уехали из страны и сделали бизнес за рубежом. Потому что в России, даже если у вас есть идея и вы знаете, как ее «упаковать», возникает еще одна проблема. Вам нужно свою разработку как-то прототипировать. Часть необходимых технологий в России просто отсутствует. И для создания прототипа требуется войти в кооперацию с партнером. Если вспомнить компанию «ГемаКор», которая создала уникальный медицинский прибор для лабораторной диагностики системы свертывания крови, то дизайн им делали в Швейцарии. В этой стране есть культура создания эргономичного дизайна, который можно продать в клинику. Специальный пластик для кувезы, который не активирует механизм сворачивания крови, в России тоже взять было неоткуда. Одним словом, приходится вступать в кооперацию. На этом этапе наступают проблемы институционального характера. Часть ключевых технологий просто недоступна, даже по импорту, а то, что доступно, зачастую дорого и долго. Например, у нас пока нет системы, позволяющей быстро проводить таможенное оформление небольших по объемам поставок. Сейчас у нас процедура занимает недели, а у них DHL делает поставки за два дня. Вообще, затянутые сроки характерны для многих контрольно-надзорных процедур, не только для таможни. Взять хотя бы санитарный контроль. Тот, кто занимается медициной или фармакологией, знает — ввезти в страну биопрепараты очень непросто. Из-за большого количества людей, которые используют «дыры» в законодательстве для незаконного обогащения, у контролирующих органов возникает желание вводить все новые барьеры. Тем самым закрываются возможности не только для людей недобросовестных, но и для тех, кто ведет бизнес ответственно и честно. Это снижает конкурентоспособность, негативно сказывается на той группе предпринимателей, которая нам сегодня категорически нужна для диверсификации экономики. В государстве все понимают, что эту проблему решать необходимо, но это не такая простая задача, как кажется. С момента своего создания «Роснано» довольно много сделало для улучшения ситуации. Однако сказать, что мы приблизились к снятию барьеров на пути технологического предпринимательства, было бы достаточно оптимистично. — Изобретательство поощрялось еще в советское время. Но как перейти от изобретательства к предпринимательству? — Если говорить об институтах развития, то институциональные барьеры несколько снижают эффективность нашей работы. Хотя, справедливости ради, следует отметить, что и в мире нигде нет идеальной среды, это утопия. Однако в гораздо большей степени нашу работу затрудняет недостаток качественных проектов, отсутствие того самого технологического предпринимательства. В нашей стране — так уж сложилось — многие путают технологическое предпринимательство с изобретательством. Изобретатели есть. Раз за разом мне приносят презентации, в которых говорится, что, если сделать то и это, будет «очень здорово» (быстро, точно, много и т.д.). Но всякая попытка спросить, сколько это будет стоить, каков потенциальный рынок, как на этот рынок выходить, встречает недоумение. Сложившееся с советских времен классическое разделение труда не предполагало, что ученый должен об этом думать. Были Госплан, Госснаб — они и думали. На Западе буквально за последние пять–десять лет произошел колоссальный сдвиг. Там ученых приучили к тому, что, даже когда они берут научный грант, они заранее думают, чем их открытие может быть полезно. Уже на старте можно попытаться себе представить, каков жизненный цикл того, что вы изобретаете. С учетом этого и изобретать можно по-разному. Можно придумать что-то более быстрое и дорогое, а можно бороться за цену продукта. При этом зачастую снижение стоимости требует глубокого технологического изменения, что с научной точки зрения не менее ценно, чем быстрое и дорогое изобретение. Например, если посмотреть на рынок трансиверов, несложно заметить, что между основными игроками существует негласный консенсус относительно предельной стоимости 1 гигабита переданной информации. И если ваш трансивер в эту планку не укладывается, то, будь он самым быстрым в мире, его никто не возьмет. Вместо него поставят два или десять более медленных, но дешевых. — Как же все-таки вырастить новый класс предпринимателей? — Один из корней проблемы дефицита технологических предпринимателей сидит очень глубоко, почти в культуре. Для начала нам самим надо признать, что предприниматель — человек хороший и нужный. Он создает ценности и рабочие места, обеспечивает конкурентоспособность страны и не является потенциальным преступником. Выращивать технологических предпринимателей нужно со школьной скамьи, с института. Самая перспективная среда — выпускники естественно-научных вузов. У них достаточное базовое и специальное образование, которое позволяет им разбираться в инновациях и технологических рисках. И если попытаться их достаточно рано профилировать и рассказывать им, что есть жизнь помимо написания научных статей и диссертаций, появится шанс, что в конце концов из них прорастет когорта предпринимателей. Надо понимать: когда мы говорим о дефиците технологических предпринимателей, это вовсе не означает, что в России они отсутствуют как класс. Есть довольно много успешных историй в IT-секторе, они все на слуху. Нельзя не упомянуть «Транзас» — ведущего мирового разработчика и производителя морского бортового и берегового оборудования, электронно-картографических систем, морских электронных карт. Конечно, «Монокристалл» — ведущий мировой производитель синтетического сапфира, продемонстрировавший удивительную устойчивость даже на фоне кризиса. Возвращаясь к российской ситуации, примеры успешного технологического предпринимательства, безусловно, есть. Но у нас проблема с плотностью среды. Успешных историй пока маловато для того, чтобы выстроилась сеть, которая сделала бы их не отдельными единичными случаями, а нормой. — Как в целом оцениваете перспективы России как страны, где развиваются современные технологии? — Это прежде всего Big Data и Deep Learning — обработка больших массивов информации и системы искусственного интеллекта. В этой области с компетенцией и математической базой в России все в порядке. Если говорить о биологии и примыкающих к ней областях, так называемых «омиксных» технологиях, то мы сейчас здесь довольно прилично отстаем, но это не слишком капиталоемкое направление, и догнать конкурентов можно быстро. Мы сейчас этим занимаемся. Что касается физики и химии, есть вполне определившаяся тенденция к разработке разнообразных функциональных покрытий. Их уже много, а появится еще больше. Чтобы грамотно встроиться в эти процессы, нам необходимо правильно выбрать нишу на рынке и активно бороться за экономику решений. Все это будет востребовано, если будет достаточно дешево.