Джеймс Вудхайзен: программисту стоит больше узнать про законы физики
Фонд развития промышленности при Минпромторге РФ на этой неделе дал старт новой дискуссионной площадке IPI 4.0 (Industry. People. Ideas — "Промышленность. Люди. Идеи". — Прим. ТАСС), на которой будут обсуждаться перспективы четвертой промышленной революции в России, ее вдохновители и предлагаемые идеи. На открытии площадки в Москве выступил британский футуролог, профессор инженерного факультета Лондонского университета Саут-Бэнк Джеймс Вудхайзен, предсказавший в 1993 году интернет-телевидение. — Что вызвало появление концепции "индустрии 4.0" и как бы вы определили ее суть? — Суть заключается в том, что Германия решила оцифровать промышленно-производственные процессы, чтобы противопоставить свои технологии промышленной экспансии Китая — термин "индустрия 4.0" и был впервые озвучен на Ганноверской ярмарке в 2011 году. Конечно, такие компании, как Siemens и Bosch, к тому времени уже имели достаточно развитые IT-технологии. Но идея внедрить IT в промышленность была вызвана растущими успехами Китая в торговле, а также инвестициями Китая в немецкую промышленность, что обеспокоило бизнес-круги Германии и потребовало реакции. Конечно, это больше относится к истории развития концепции "индустрии 4.0". Дальнейшая же цифровизация промышленности выходит за рамки производства и распространяется также и на сферы энергетики, логистики, обрабатывающей промышленности. Внедрение IT во все эти сферы и создание, по сути, цифровой модели завода объясняется стремлением к большей конкурентоспособности в структуре мировой экономики. — Какие страны сейчас находятся в авангарде внедрения составляющих "индустрии 4.0"? — В том, что касается роботехники — самой быстроразвивающейся составляющей "индустрии 4.0", я бы отнес к числу таких стран Германию и США. Тем не менее нужно отметить, что количество производимых роботов пока еще является незначительным по всему миру — всего около 250 тысяч штук. Ключевыми игроками в сфере роботехники в ближайшие годы станут Китай, Южная Корея, Япония и США. Интересен пример Чехии — с 2010 по 2015 год количество произведенных в этой стране роботов выросло на 40%. — Какие российские отрасли, на ваш взгляд, могут быть существенно улучшены с внедрением технологий "индустрии 4.0"? — На мой взгляд, основной потенциал для России сосредоточен в сферах обороны, авиакосмической промышленности и тяжелого машиностроения. Еще более актуальной для России была бы трансформация сельского хозяйства по модели "индустрии 4.0". Внедрение киберфизических систем на сельскохозяйственных объектах гарантировало бы снижение влияния сезонных погодных колебаний на сельхозпродукцию. Возможно, применение концепции "точного земледелия" даже привело бы к удешевлению стоимости продуктов и уменьшению количества неурожаев. Процесс работал бы так: трактор, оснащенный датчиками, замеряет уровень влажности земли и степень достаточности полива для посаженных культур, отправляет полученные данные на спутник, где информация обрабатывается и откуда затем приходит ответ: "Этому растению требуется больше полива". Эту модель уже порой называют "сельское хозяйство 4.0". Тем не менее для перехода на подобные модели России необходимо ответить на такие вызовы, как недостаток инвестиций в производство, а также инвестиций в НИОКР (научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы. — Прим. ТАСС). — Какие барьеры существуют на пути внедрения инновационных моделей четвертой промышленной революции? — Хотя в некоторых отраслях уже действительно используются технологии "индустрии 4.0", о полном переходе к новому технологическому укладу можно будет говорить еще нескоро. Люди думают, что сфера IT подобна магии — стоит что-то придумать, и это сразу распространяется повсюду, и стартапы Кремниевой долины подпитывают это заблуждение. Но четвертая промышленная революция требует большого количества работы, огромных инвестиций и многих ошибок. Если посмотреть на ситуацию с точки зрения инвестиций, начиная с 2008 года западные страны в целом инвестируют очень мало средств. По меньшей мере так обстоит дело в ЕС, США, Великобритании и даже Индии. Объем инвестиций, который необходим для развития промышленности по модели 4.0, будет достигнут еще нескоро. Интересный факт, на который мало кто обращает внимание: 240 миллиардов долларов, принадлежащих компании Apple, лежат на счетах в иностранных банках и не инвестируются ни в какие проекты. И причина в том, что инвесторы не демонстрируют денежную заинтересованность в подобных проектах и испытывают страх перед будущим. Нужно учитывать и другую сторону — концепция изменений, которые принесет четвертая промышленная революция, предполагает интеграцию большого количества инновационных моделей и технологий. На внедрение в производственные процессы той же дополненной реальности, которая может сыграть значимую роль в "индустрии 4.0", может понадобиться большое количество времени. — То есть опасения по поводу скорой потери людьми рабочих мест несколько преувеличены? Какие меры, на ваш взгляд, должны принять правительства, чтобы гарантировать занятость своих граждан? — Влияние IT на рабочие места обычно описывается двумя несколько искусственными трактовками. Представители левых политических сил любят повторять: "Машины заберут у людей работу и приведут к социальному неравенству". Правые отвечают им на это: "Да, IT уничтожит часть рабочих мест, но ведь одновременно и создаст не меньше". Но обе стороны теряют из вида то, что ни технология, ни робот не могут принять решение о замещении кого-то собой — решение принимает все еще человек. По этой же логике создать рабочие места технологии также не могут. Более глубокий вопрос заключается в общем контексте "индустрии 4.0". Нехватка инвестиций, о которой я уже говорил, дает основания думать, что, даже если автоматизация процессов и приведет к потере рабочих мест, это произойдет не завтра. По расчетам Economist Intelligence Unit, изменение технологического уклада за счет "интернета вещей" и других технологий "индустрии 4.0" произойдет только через 20–30 лет. И даже тогда работник-человек на заводе останется — хотя бы для того, чтобы анализировать информацию с датчиков и сенсоров. Еще более глубокий вопрос состоит в том, что для создания новых рабочих мест требуется создание целых новых индустрий. А на данный момент существует только одна поистине новая индустрия, привлекающая большое количество специалистов, — кибербезопасность. Но и для создания новых отраслей нужны огромные инвестиции и вера инвесторов. — Сейчас часто можно встретить шутку, что в будущем насущной необходимостью для каждого человека будет умение писать код. Насколько, по вашему мнению, нужно менять образовательные модели и включать в учебные планы программирование? — Расхожее мнение заключается в том, что инженеры-машиностроители и, возможно, даже инженеры-электрики должны отныне прекрасно разбираться в программировании. Я не согласен с этим. Гораздо большей проблемой может стать то, что айтишники не знают физику и плохо понимают, как функционирует реальный мир вещей и процессов. Программист может написать код для системы, которая работает при комнатной температуре, но справится ли он с написанием кода для промышленного объекта, функционирующего в совершенно иных условиях? Сможет ли беспилотный автомобиль работать при температуре минус 25 на московской заснеженной улице? Что случится с сенсорами при воздействии жары, мороза, пара, влаги, пыли? Все эти вопросы возвращают мир IT к физике. Именно поэтому объединенные системы в "индустрии 4.0" называются киберфизическими системами. И, на мой взгляд, не инженеру нужно учиться программировать, а программисту стоит больше узнать про законы физики и инженерное проектирование — ведь реальный мир в меньшей степени, чем виртуальный, поддается управлению. — До сих пор мы говорили о большом количестве вызовов — необходимость инвестиций, необходимость комплексного подхода, необходимость создания новых отраслей, с обывательской точки зрения все эти "жертвы" должны быть оправданы серьезными преимуществами. Что хорошего мир "индустрии 4.0" принесет в жизнь обычного человека? — Обычный человек почувствует преимущества в том, что качество любой продукции станет на порядки лучше. Инновационные продукты будут появляться быстрее, дом человека станет безопаснее, а жизнь — комфортнее. Отопление и освещение дома, "умные" приборы, бытовые предметы, предугадывающие его нужды. Это инновации? Да. Впечатляюще? Без сомнения. Дешево? Снова да. Вершина ли это того, к чему можно стремиться? Нет. Гораздо большим преимуществом перехода на модель "индустрии 4.0" станет возможность через анализ огромного количества данных не просто улучшать уже существующие продукты и услуги, но создавать по-настоящему новые, о которых сейчас еще даже никто не думает. — Существует точка зрения, что конечная цель любой технологии — подарить человеку 25-й час в сутках, который можно было бы использовать для досуга или саморазвития. Концепция "общества досуга" (leisure society) появилась еще в 60-е годы XX века. Позволит ли четвертая промышленная революция посвящать больше времени себе? — Потенциал технологических изменений действительно заключается в большем количестве свободного времени, меньшем количестве тяжелого труда, большем удобстве — переход к капиталистической модели и автоматизации тоже содержал в себе этот потенциал. То, что с 60-х годов мы не приблизились к "обществу досуга", — отнюдь не ошибка технологии, это вопрос к самому обществу. Возможно, общество неправильно применяло технологии, возможно — предпочло использовать труд мигрантов вместо машинного, может быть — автоматизации не дали достаточного хода из-за страха перед рисками. Возможно, технологии и не были запрограммированы таким образом, чтобы позволить людям заниматься досугом. Модель "индустрии 4.0" тоже имеет потенциал большего освобождения человека от труда, но будет ли он реализован — это скорее вопрос политический. — Вы упомянули, что следующей масштабной отраслью станет кибербезопасность, которой сейчас активно занимаются и частные компании, и государства. На какие аспекты при обеспечении кибербезопасности инфраструктур стоит обратить внимание обеим сторонам? — Государства будут в большей степени стремиться регулировать эту сферу и контролировать то, насколько успешно компании защищают киберинфраструктуру. Но большую опасность, на мой взгляд, несут не внешние угрозы, а внутренние. Если работодатель плохо относится к сотрудникам или мало им платит, или, что может быть еще важнее, сотрудник не верит в деятельность работодателя, у работника не будет мотивации защищать инфраструктуру. Именно поэтому кейс Эдварда Сноудена очень важен — он был сотрудником по субподряду и не согласился с политикой своего работодателя. Именно поэтому кибербезопасность — не только технический вопрос, но также и очень социальный. — Более философский вопрос о нейтральности алгоритмов. Кто, по-вашему, должен разрабатывать внутреннюю логику алгоритмов и определять, например, поведение роботов в сложных ситуациях? — Всегда существует соблазн назначить блюстителей, которые будут иметь полномочия решать, что настоящее, а что нет. Я считаю, что такие решения должны вырабатываться на базе обсуждения между членами общества. И совершенно не нужно бояться того, что вообще возникает надобность подобных дискуссий. Роботехника также может однажды стать источником большого количества этических дилемм, но попытки разрешить их, вызванные страхом, парализуют ее развитие. Как ни парадоксально, чем сложнее система, тем более она безопасна — самолет менее травмоопасен, чем велосипед. Поэтому давайте больше верить в себя. Вызовы велики, но им нужно противостоять без страха. Беседовала Юлия Сеславинская
