«Великая стагнация» закончилась, а бедняков становится все больше

Мы постоянно барахтаемся в волнах фактов и цифр (хорошо, пусть кто-то уверенно не теряет взятый курс, не обращая внимания, что цифры зовут его курс изменить). Но бывает, что эти волны приносят информацию, заставляющую встряхнуться и вспомнить азы или, как когда-то говорили, «пере-осмыслить стельку». Сейчас именно такой момент. Социальное измерение С высоких трибун нам не устают говорить о том, что «великая стагнация» закончилась. Впереди — рост экономики. Но с трибун чуть пониже вдруг признаются, что масштабы бедности, а точнее нищеты, не сокращаются. Именно нищеты, потому что речь идет о тех, кто живет на доходы ниже прожиточного минимума. Что даже наличие работы и зарплаты не спасает от такой нищеты. Как одно увязывается с другим? Можно сделать покерное лицо и утверждать: был кризис и рост бедности, теперь экономика пойдет в рост и бедность сократится. То есть кризис — это дождь, а бедность — лужи, что тут непонятного? А вот мне непонятно. Что, кроме кризиса и бедности, других актеров в этой пьесе нет? Чем занимается государство, разве не его первейшая задача ликвидировать кричащую и расползающуюся нищету, разве не для этого оно вообще существует? Есть классический детский вопрос: для чего экономике рост? И серьезный ответ: чтобы бедных стало меньше. Но это, похоже, не про нас. Хорошо помню, как Андрей Илларионов, в ту пору советник президента Путина, утверждал, что разговоры о качестве роста — досужие спекуляции. Рост или есть, или его нет. Рост экономики, бесспорно, лучше ее падения. А вот дальше от качества роста не стоит отмахиваться. В конце концов, если экономика — это средство улучшения жизни только чемпионов рейтинга Forbes, гейтсов и михельсонов, то да здравствует столетие Октябрьской революции 1917 года! Тормоз экономики Рост экономики на сокращение бедности у нас если и влияет, то по остаточному принципу, а вовсе не как результат продуманной политики. А как сама бедность влияет на экономический рост? Как тормоз. Чем она выше, тем меньше потребительский спрос. И не только. С одной стороны, статистика показывает, что кризисный тренд падения реальных доходов населения сломлен, уже в течение нескольких месяцев реальные доходы растут. С другой стороны, по официальной статистике, в третьем квартале 2016 года 18,8 млн человек в России, а это 12,8% от общей численности населения, имеют доходы ниже прожиточного минимума. Бедность демонстрирует лакуны статистики. Можно ли прожить на доходы ниже прожиточного минимума? Ответ опять двойственен. С одной стороны, нельзя. На то он и прожиточный минимум. С другой стороны, мы видим, как каждый восьмой в нашей стране именно так и живет. Как же так? Во-первых, это значит, что для части населения жизненно важны их натуральные доходы, например, в виде урожая с собственного огорода. Во-вторых, это значит, что доходы значительной части населения в тени. Последнее, в свою очередь, означает, что фискальное давление, в первую очередь на фонд оплаты труда, необходимо снижать. Власти это видят, о чем свидетельствуют проекты многочисленных налоговых маневров, общее в которых — снижение социальных платежей. Но сбалансировать потери бюджета от роста поддержки Пенсионного и других социальных фондов должен, как предлагают стратеги маневров, рост ставки НДС. К чему этот рост приведет, говорит министр труда и социальной защиты Максим Топилин: «К росту цен приведет, может привести к росту бедности, если будет рост цен, — все зависит от масштабов. Рост НДС, как правило, ведет к росту цен». Значит, на выходе — опять рост бедности. Любопытно, что связь роста уровня бедности с конвертными зарплатами в правительстве предпочитают если не вовсе не видеть, то уж точно не акцентировать на этом внимание. 4 апреля на заседании генсовета Федерации независимых профсоюзов России социальный вице-премьер Ольга Голодец заявила: «Серьезным достижением я считаю и работу по выявлению так называемой теневой занятости. При поддержке профсоюзных организаций, при поддержке самих работников только в 2016 году было выявлено 2,5 миллиона человек, и их договоры были переведены из так называемой серой зоны в белую зону». Даже если министр и права, это значит, что в тени остаются десятки миллионов человек. Привычка к провалам Тема российской бедности, теневой экономики, асоциальности проводимой политики далеко не нова. Увы, это наш национальный бренд. Политики с этим мирятся. А наука? Экономика растет. Бедность тоже. Напоминает шизофрению. Как лечить? Недавно я побывал в одном большом академическом институте на семинаре, где обсуждался многолетний исследовательский проект. Больше впечатлил не он сам, а его рефрен. Наука утверждает, что куда ни ступи, обязательно рано или поздно (в российском варианте раньше) окажешься в зоне провала. Провал подстерегает рынок, провал подстерегает государство. И, что принципиально, провал государства рынком лечится далеко не всегда. Провалы сопровождают бюрократию конфликтом интересов личных и государственных, сама личность постоянно под угрозой поведенческого провала. Провал ждет диктатуру и демократию, потому что большинство в любом парламенте стремится стать коллективным диктатором. На семинаре с некоей научной гордостью констатировали: «Проблема в общем виде не имеет решения». Хороший посыл для многолетнего исследования. Как не вспомнить бородатый анекдот: «Доктор, я умру?» — «Конечно!» Но ведь хочется пожить подольше. На «как?» ответы были, хотя, на мой неакадемический вкус, не слишком соответствующие многолетним изысканиям. Институты гражданского общества должны своей деятельностью повышать качество государства. Кто спорит, но разве это открытие? К тому же и эти институты вовсе не гарантированы от провалов (люди везде не забывают о своих личных интересах), а каким именно должен быть гражданский контроль, особенно в заданных российских условиях, развернутого ответа не последовало. Науке милее ее башня из слоновой кости. Приходится возвращаться если не к политикам, то к политике. А в ней всегда есть вещи первоочередные, а есть второстепенные. С борьбы с голодом и бедностью начинались китайские реформы, выведшие экономику Поднебесной на второе место в мире. В нашем случае результативная, а не бумажная программа борьбы с бедностью может дать толчок экономике через рост потребительского спроса и уменьшение тени. Надо поставить задачу и искать сбалансированное решение. Но политики от экономики предпочитают спорить о десятых долях процента роста экономики, «не замечая», что их споры мельче и бессмысленнее решения проблемы бедности. Они, как уже было сказано, готовы предлагаемым ростом НДС (не важно, что именно он будет «компенсировать») увеличить масштабы бедности через рост цен. И вот это настоящий провал. Сколько ни собирай денег, по примеру Остапа Бендера, «чтобы провал не слишком проваливался».