Как живет Русиново – самое большое в России поселение незрячих

Sobesednik.ru узнал, как живут и где работают инвалиды в «городе слепых», в Русиново. В Калужской области есть «город слепых». В советские годы туда, в Русиново, незрячие съезжались работать со всей страны. Сейчас многих из них близость Москвы кормит. 3 километра перил До Русиново можно добраться автобусами, которые идут в сторону Боровска. Боровск – место туристическое, а Русиново – даже не деревня, а выселки, одноименная улица в городке Ермолино, оторванная от него на 5 км. На въезде – знак с черными очками, предупреждение о слепых пешеходах, и светофор со звуковым сигналом. Вдоль всей улицы Русиново, которая тянется на 3 километра, – широкий тротуар с железными перилами. Эти перила – главный ориентир для местных жителей, которые не видят. До 1948 года Русиново было обычной калужской деревней. После Великой Отечественной войны в стране было много инвалидов, в том числе по зрению, их нужно было трудоустраивать, а заодно спрятать подальше. В Калужской области появилось небольшое предприятие, где на производстве простых вещей работали только слепые – жители соседних районов. Фабрика располагалась в старом доме, а потом Всероссийское общество слепых (ВОС) построило в Русиново хорошее здание с новым оборудованием. В 1976 году там по госзаказу начали производить платы для телевизоров «Рубин». Слепые зарабатывали по 200–250 рублей – приличные по тем временам деньги. Богатому предприятию нужны были кадры. Незрячим стали предлагать в Русиново жилье – ВОС построило для работников четыре пятиэтажки. Слепые приезжали в Русиново уже и со всей страны. В лучшие годы на предприятии работали около тысячи человек. Они привезли в деревню семьи, в том числе зрячих родственников. В Русиново собирались строить реабилитационный центр и новые дома, но случилась перестройка: проекты были заморожены, предприятие стало нищать, а люди – разъезжаться. Сейчас на том самом предприятии работают всего 120 человек, и только 47 из них – инвалиды по зрению. У них по-прежнему сокращенный рабочий день, для них со дня постройки – выпуклая дорожка на полу. – Трости ограничивают движение, – объясняет директор предприятия Сергей Быков. – Эти дорожки показывают незрячим направление. «Стараемся держаться на нуле» Сейчас на предприятии снова делают простые вещи, как в самом начале. – Производим пипетки, колпачки для мыльных пузырей и многое другое, – говорит директор. – Стараемся держаться хотя бы на нуле. Прибыль приносит производство гофрокартона, но на нем работают зрячие. Часть помещений сдают. Например, второй этаж занимают кондитеры, и оттуда пахнет сиропом. В цехе на третьем этаже Татьяна Кан собирает колпачки для клея. В Русиново она переехала из другого района, когда получила травму на производстве. Тут вышла замуж, получила квартиру, родила двоих здоровых детей. Они уже взрослые, давно устроились в Москве, а Татьяна Егоровна по-прежнему работает на предприятии. Получает по местным меркам неплохо – от 10 тысяч рублей. Оплата труда сдельная. Татьяне Егоровне 75 лет – таких большинство. 27-летний Вячеслав – самый молодой из местных незрячих. – Я занимался спортом, 10 лет играл в футбол среди тотальных слепых, – говорит он, не прекращая работу. Из радиоприемника звучит голос Вадима Казаченко. – Пытался поступить на физкультурный факультет, но не получилось. Слава недавно женился. Его жена тоже не видит. Иногда супруги выезжают в Ермолино посидеть в кафе. В Русиново кафе нет, как и поликлиники и банка. Есть только почта и четыре магазина, супермаркет построили совсем недавно: пандуса нет, вокруг щебенка. Такая вот «доступная среда». Яма как глобальное бедствие – Светофор с пищалкой – и тот удалось выбить только год назад, – говорит Александр Ракович, депутат местного горсовета и председатель Боровского отделения ВОС. Он курирует слепых на русиновском предприятии. – О какой доступной среде для инвалидов мы говорим? Ракович не видит с детства – ослеп в 5 лет после гриппа, но ходит без трости, точнее, ездит из соседнего города Балабаново. Там у него магазин игрушек. А еще он руководит управляющей компанией, которая обслуживает русиновские пятиэтажки. В айфоне Раковича стоит программа распознавания купюр, но в Русиново она ему не нужна – тут все свои. Александр говорит, что советская идея резервации ему не нравится: незрячие должны жить в обществе, как и все остальные. Но уж если государство создало «город слепых», оно должно за него отвечать. Как минимум заасфальтировать ямы на дорогах, которые в обычных городах – повод поругать власть, а в Русиново – глобальное бедствие. – Зрячий человек может перешагнуть яму, для него это не проблема, – объясняет Ракович. – Слепой может упасть. У нас так уже было. Нам бы в Москву – Даже сквера нет, – говорит местная жительница Ирина. – Вечером все на тротуаре: выходят мамы с колясками, и незрячим места уже не остается. Ирина пришла на предприятие в библиотеку – ею могут пользоваться все живущие здесь слепые. Она говорит, что собирать пипетки – скучно, и сама работает в кол-центре при правительстве Москвы. Дорога на работу занимает 3–4 часа в один конец. Ей 55 лет. – Раньше я ездила каждый день, – рассказывает Ирина. – Выходила в четыре часа утра, возвращалась во втором часу ночи. Не уставала. Сейчас езжу через день и устаю. В кол-центре, по ее словам, интересно, да и заработать можно больше. Но главное – отношение, которое она чувствует к себе в мегаполисе: в Русиново, по ее мнению, к слепым привыкли, местные могут не подойти, даже если видят, что нужна помощь, а в Москве всегда кто-то подставит плечо. – Плохо, что не могу задержаться подольше и пойти в театр, – говорит Ирина. – Нужно успеть на последнюю электричку. Она когда-то успела запрыгнуть в уходящий вагон: приехала в Русиново в 1986 году. Ирина с мужем, тоже незрячим, жила в Таганроге, и они уже отчаялись получить жилье. Супруги случайно узнали о «городе слепых», позвонили на местное предприятие, получили согласие и приехали. Через полгода им дали комнату, а сейчас у Ирины 2-комнатная квартира. Сегодня этот сценарий кажется нереальным – каждый выживает как может. В том числе в Русиново, которое уже не населенный пункт, а всего лишь улица в обычном городе – такая же, как и тысячи других.