Вина за валютные проблемы лежит на Германии

При всей своей интеллектуальной ограниченности и скудности словарного запаса Дональд Трамп иногда делает довольно обоснованные предположения. Умные мысли заложены в его заявления, содержащие критику Германии за “очень плохую торговлю”, считает издание nationalinterest.org. Берлин убеждает весь мир в своей невиновности и добрых намерениях, но факт остается фактом: курс евро оборачивается на пользу немецким экспортерам, при этом он крайне невыгоден для остальных жителей Европы и дальнего зарубежья. И безусловно, не случайно, что торговля Германии, в которой до введения евро был достигнут баланс, сейчас оказалась в огромном профиците на сумму, превышающую 8% национальной экономики. В это же время в других крупных экономиках ЕС начался спад и возник торговый дефицит. Честный наблюдатель не может отрицать того, что предвзятость искажает экономические структуры в Европе и за ее пределами, возможно, наиболее сильно в Германии. Это Берлин, похоже, упустил из вида. Евро было призвано помочь экономическому росту всех стран, которые согласились ввести эту валюту. Когда в самом конце прошлого века евро все-таки приняли, страны ЕС показали миру красивые документы и организовывали политические брифинги, где по пунктам были перечислены универсальные выгоды общей валюты. Они заявляли, что политически Европа, как единое целое с единой валютой, может наконец стоять на равных с другими сильными экономиками, такими как США, Япония и Китай. Евро также должен был способствовать более равномерному распределению эмиссионных выгод по всем странам Европейского союза. Так как валютными запасами располагают представители бизнеса, страны, выпускающие евро, получат выгоду приобретения реальных товаров и услуг в обмен на деньги, имеющиеся у продавцов. Но так как деловые круги предпочитают сохранять у себя валюты более крупных и сильных экономик, именно эти страны получают наибольшую выгоду. Создатели евро утверждали, что новая валюта позволит распределить эмиссионные выгоды на все страны ЕС в целом, а не только на наиболее экономически развитых участников союза. Кроме того, члены ЕС утверждали, что все стороны выиграют от увеличения торговли, которая будет развиваться лучше, если люди перестанут беспокоиться о колебаниях валютных курсов. С минимальным риском потери валюты, процентные ставки упадут, дав небольшим и экономически слабым странам-участницам преимущества для кредитования и стимулирования инвестиций, а также экономического развития. Рост торговли должен был усилить экономическую интеграцию и позволить жителям ЕС выбирать из большого разнообразия товаров и услуг, увеличить устойчивость единой европейской экономики в условиях экономических циклов, как внутренних, так и внешних. Красивая картинка, не правда ли? Тем не менее, все пошло совсем не по плану. В данный момент предельно ясно следующее: вместо того, чтобы дать всем странам-участницам большее количество общих преимуществ, единая валюта подвержена искаженному трансфертному ценообразованию. Все началось со времен энтузиазма в преддверии валютного союза. Большие надежды для таких стран, как Греция, Испания, Португалия, и в меньшей степени Италии, взвинчивают цены на индивидуальные национальные валюты этих государств. Со временем реальность скорректировала бы такие завышения цен до того уровня, который лучше бы соответствовал основным сильным и слабым сторонам каждой страны. Но евро заморозило их на месте, сделав постоянным то, что в противном случае стало бы лишь временной и переходящей трудностью. В это же время Германия, которая тогда все еще испытывала экономические сложности вследствие своего воссоединения, присоединилась к единой валюте со слабой немецкой маркой, зафиксировав ставки, по данным Международного валютного фонда (МВФ), на уровне примерно на 6% ниже тех, что соответствовали немецкой экономической основе. Тогда с самого начала валютный союз разделил Еврозону на два класса экономики. Греция, Испания, Португалия, Италия и другие стали «потребителями». Поскольку евро зафиксировал их валюты на довольно низком уровне, у населения этих странах было ощущение, что они обладают большей глобальной покупательской способностью, чем способна обеспечить и потребить их экономическая основа. В то же время, завышение цен на валюту лишило производителей в этих странах конкурентоспособности. Закрепившись в дешевой валютной позиции, Германия столкнулась с противоположным сочетанием. Она стала «производителем» для всей Европы, при этом потребители в самой стране чувствуют себя беднее, чем они могли бы быть при других обстоятельствах и сохраняют осторожность. В этой ситуации немцы были всячески заинтересованы в обеспечении устойчивого характера производства, в отличие от своих соседей по ЕС. Также немцы осуществили больше эффективных капиталовложений, что способствовало улучшению экономических показателей Германии, увеличивая разрыв между экономической реальностью и ее выражением в курсе евро. Обновленные данные МВФ указывают на то, что к 2016 году Германии относительный перевес цен удвоился и достиг 12%. Но эти ценовые перекосы наносят еще больше вреда. Экономика Германии все больше ориентируется на экспорт, становится менее чувствительной к собственным потребителям, в больше степени уязвимой к тому, что происходит за рубежом, а, следовательно, теряет свою прочность и надежность. Последствия ценовых искажений вылились далеко за пределы Европы. За счет обострения налогово-финансовых проблем многих стран-участниц Еврозоны, они сыграли свою роль в общем падении евро по отношению к доллару, иене, юаню и другим валютам. Соответственно, преимущества ценообразования для немецкой промышленности расширились на глобальный рынок. Конечно же, ситуация стала бы совершенной иной, будь у Германии своя собственная национальная валюта, избежавшая влияния проблемных экономик Европы. Японцы постоянно жалуются, что сильная иена мешает распространению их продукции на мировых рынках. Не в лучшем состоянии находятся и американские производители, наблюдавшие падение евро примерно на 30% по отношению к доллару в течение последних десяти лет. А вот немецкую промышленность вроде бы все устраивает. Берлин и немецкие СМИ сняли с себя всю ответственность. Они рьяно отрицают, что правительство специально спланировало все таким образом. Что ж, может быть это и правда. Когда евро только вводили, никто, даже сами немцы, и не мог предвидеть такого результата. Но была ли такая политика специально подстроена или нет, Берлин, понятное дело, с радостью воспользовался своим преимуществом и предпринял шаги, чтобы его сохранить. Германия направила 671 млрд евро (752 млрд. долл.), а это между прочим одна четверть валового внутреннего продукта (ВВП) страны, на поддержку Греции и других проблемных экономик на периферии Европы. Она также помогла уговорить МВФ пойти на это кредитование. Берлин утверждает, что огромные денежные вливания демонстрируют приверженность страны Европейскому союзу. Действительно, может оно и так, но этот избыток альтруизма настораживает. Более циничный наблюдатель мог бы предположить, что такие крайние меры имеют под собой иные причины – немцы отчаянно пытаются предотвратить разлад структуры, которая служит на пользу их национальной промышленности. В чем бы ни состояла правда, совершенно ясно, что в словах Трампа есть смысл. Германия использует несправедливое конкурентное преимущество. И, что более важно, все стороны, за исключением, конечно, немецких предпринимателей, заинтересованы в выравнивании такого перекоса в установлении цен. Однако, не вполне понятно, как странам Европы необходимо сейчас действовать. Безусловно, гармонизация налоговой политики и политики в области расходов может уменьшить некоторые из трудностей, вызванных ценовыми перекосами, но такие меры не помогут устранить основную проблему. Хорошим первым шагом было бы по крайней мере признать, что такие перекосы имеют место быть и их необходимо исправить. Немцам надо смириться, что корректировка дисбаланса способствует появлению на рынке товаров зарубежного производства, но тем самым уменьшит бюджетно-финансовый кризис, из которого Европа пытается найти выход на протяжении уже почти десяти лет. В будущем это позволит сохранить деньги немецких налогоплательщиков, которым больше не придется пытаться спасти систему от развала. Хоть исправление дисбаланса и может быть невыгодно для немецкой промышленности, оно также замедлит или, возможно, обратит вспять глубинные негативные последствия на этот важный сектор экономики.