Почему Кремниевая долина цветёт, а Россия рискует остаться на обочине инноваций. Интервью с Ильёй Стребулаевым

Мир не будет прежним, но дело вовсе не в пандемии коронавируса. Она лишь ускорила приближение эпохи больших перемен, считает единственный пожизненный профессор Стэнфордского университета из России Илья Стребулаев. В интервью «Секрету» он рассказал о том, как особое мышление помогло обитателям Кремниевой долины не почувствовать кризис и почему у России большие проблемы в подходе к инновациям. О Кремниевой долине в кризис — На днях вы будете выступать на онлайн-конференции , и тема вашего доклада сформулирована так: «Инновации в эпоху больших перемен. Как мыслят топ-предприниматели Кремниевой долины». Насколько сильно изменилось их мышление за последний год? — Моё выступление будет не совсем про этот год. Я буду говорить про эпоху больших перемен, которые начались не из-за COVID-19, а из-за ряда технологических и общественных факторов, которые сошлись воедино несколько лет назад. И то, как в начале этой эпохи мыслят предприниматели и инвесторы Кремниевой долины, коренным образом меняет уклад жизни индустрий и общества. — Что это за эпоха? И какие инновации определяют эти перемены? — Важно понимать, что дело не в том, что будет изобретён, условно, новый интернет — и всё изменится. А в том, что по-другому происходят инновационные процессы во всех отраслях, от медицины до сельского хозяйства. Это принципиальный момент. Сейчас сложно назвать индустрию, которая не была бы зачинателем процесса больших перемен. Например, когда пять лет назад президент «Сбера» Герман Греф приехал в Стэнфорд, он поразился бургерам с искусственным мясом от Impossible Food. Тогда это был маленький стартап (а теперь — целая индустрия — Прим. «Секрета»). Такие примеры есть в каждой сфере. За последний год многое изменилось. Но не мышление топ-предпринимателей. И оно идеально подходит к вызовам 2020 года. Одно из главных слов в Долине — «пивот». Оно означает быстрое изменение бизнес-модели — это важнейшая черта мышления в Долине. Без пивота многие известные сейчас компании не выжили бы. Например, тот же Impossible Food весной буквально за две-три недели переключился с модели B2B на B2C. Большинству традиционных предпринимателей по всему миру трудно проявить такую гибкость. Кто перестроился, не только выжил, но и преуспел. Это одна из причин, почему Долина, несмотря на все сложности, цветёт и пахнет — здесь легче реализовать пивот. Эта черта Долины играет принципиальную роль. — Это касается только топ-предпринимателей или относится в целом к общей массе всех стартаперов Долины? — Думаю, это общее свойство медианного предпринимателя Кремниевой долины. Если вы живёте и общаетесь здесь, то рано или поздно придёте к тому, что признавать ошибку и менять бизнес-модель — это нормально. Корпоративные менеджеры же часто боятся делать это из-за определённой культуры корпорации и общества. — Вы сказали, что Долина цветёт и пахнет. В чём это выражается? — Когда началась пандемия, в первые две-три недели здесь наблюдалась паника. И она была обоснованна. Венчурные инвесторы вкладывают, только когда лично пощупают человека, выпьют вместе кофе и т. д. В феврале 2020 года вряд ли кто-то согласился бы пообщаться по Zoom и потом дать вам денег. Но паника прошла. Все быстро совершили пивот, а инвесторы адаптировались к интервью по Zoom. В июле я с коллегами опросил более 1000 венчурных инвесторов. Они сказали, что их бизнес не сильно изменился с точки зрения количества инвестиций. Менее 15% компаний в их портфелях переживали очень плохие времена — это на уровне предыдущих лет. А у 50% стартапов наблюдался рост. Более того, несмотря на все сложности, контракты стали более фаундер-френдли. Потому что количество идей в Долине резко выросло. Ещё никогда у меня не было такого количества студентов и выпускников, у которых новые идеи стартапов шли буквально паром из головы. И многие из них уже подняли деньги. Сейчас активность в Долине на необычайно высоком уровне, количество сделок с начала осени резко растёт. — Именно пандемия дала такой импульс? — Можно спорить на эту тему. У меня нет чётких доказательств. Но я думаю, что это происходило естественным образом, просто пандемия ускорила все процессы. Если бы болезнь пришла семь-восемь лет назад, вероятно, результаты были бы иные. О смене президентов США — Как в Долине встречают президентство Байдена? — В России считают, что президент — самое главное. Здесь же важно и то, кто контролирует Конгресс. Скорее всего, он будет в республиканских руках, поэтому пока сложно сказать, как смена президента скажется на судьбе Долины. Стартаперы вообще об этом не думают, а венчурные капиталисты лишь хотят, чтобы их оставили в покое. Их главное опасение в том, что демократы хотят изменить налоговые ставки, которые затронут в том числе и инвестиции. Это вызывало много вопросов, но с республиканцами в Сенате повышение налогов, скорее всего, не произойдёт. А в целом Долина традиционно демократическая. Думаю, Байден здесь уверенно победил (точные результаты ещё неизвестны. — Прим. «Секрета»). — После выборов фондовый рынок оказался на подъёме — недавно там был всплеск оптимизма. Стоит ли теперь ждать ещё большего оживления на венчурном? — На венчурном вряд ли будут изменения. Решения президента, кто бы он ни был, напрямую на этих инвестициях в США не сказываются. О российском венчуре и силовиках — В России венчурный капитал становится государственным — всё больше денег идёт через госкорпорации. Это нормальная модель? — В ней есть опасность, но есть и потенциал. Израиль, Китай, Сингапур, Тайвань, Южная Корея — в этих странах венчурный капитал тоже начинался с поддержки государства. И то, что госкорпорации интересуются венчурными инвестициями, — это вообще-то положительная вещь. Вопрос только, как они будут к ним подходить. В венчуре необычный процесс принятия решений. Традиционные метрики бизнеса не подходят для того, чтобы оценить перспективы стартапа, потому что индустрии, в которых они намерены работать, не развиты или их даже ещё не существует. Менеджеры госкорпораций или чиновники, как правило, не способны оценить, в какие компании инвестировать. Этому можно учиться, конечно, тот же «Сбер» потратил на это много усилий. И ещё я бы посоветовал госкапиталистам не принимать отдельных решений по индивидуальным сделкам, а инвестировать портфельно — не в один конкретный стартап, а в целый ряд проектов. — Есть ещё одна проблема: всегда могут прийти правоохранительные органы и спросить: «Куда это вы потратили бюджетные деньги? Почему инвестиции не вернулись?» Что и произошло , например, с гендиректором Российской венчурной компании (РВК) Александром Повалко. — Это возвращает нас к культуре инноваций. Однажды у меня в Стэнфорде был руководитель одной российской компании. Я ему говорил, что вероятность неудач в Долине большая — больше 80%. Он повернулся к своему заместителю и сказал: «А у нас нет ни одной». Наверно, это было сказано иронично, но я не сразу это уловил и ответил: «Если у вас нет неудач, у вас нет инноваций». Если провалилась одна сделка — в этом нет ничего особенного. Но если каждая из 50 — это уже проблема. Часто у венчурных фондов выстреливает только одна компания, но она покрывает все неудачи с другими проектами. Я мало общался с российскими силовиками, но, думаю, это вопрос мотивации и образования. Возможно, они не хотят именно наказать кого-то во что бы то ни стало, а просто не понимают, как устроен венчурный рынок. Это не только российская проблема. К юго-восточным и европейским корпорациям возникают похожие вопросы. — Может ли Россия остаться на обочине прогресса в эпоху больших перемен? — У России большие проблемы с точки зрения подхода к инновациям. С одной стороны, у страны есть преимущества — например, очень хороший человеческий капитал. С другой — не буду говорить про госуправление, налоги и т. д. — главное, нет понимания, что такое стартап и венчур. Такого мышления, про которое мы говорили, на мой взгляд, в России пока нет. Отдельные крупные российские компании идут вперёд и активно думают про инновации, но они только в начале пути. На мой взгляд, даже топ-30–50 российских компаний существенно отстают от того, что делают похожего типа корпорации не только в Америке, но и в Китае. Поэтому если говорить про опасность для России остаться на обочине — конечно, она есть. О битве экосистем — В России намечается борьба больших экосистем — «Сбера», «Яндекса» и пр. Чем она закончится? Победитель заберёт всё или мы как потребители будем пользоваться несколькими дублирующими друг друга экосистемами? — Думаю, их будет несколько и они будут конкурировать друг с другом, но в чём-то и сотрудничать. Маловероятно, что победит одна экосистема. Если это произойдёт — например, из-за госрегулирования, — это будет печально для инноваций, потому что сейчас мир устроен так, что для них нужна конкуренция, в том числе между крупными компаниями. — Есть ли у этих экосистем потенциал выйти на рынки Запада? Или Востока? — Бренд России сейчас, может, не на самом высоком уровне в мире (по разным политическим причинам), но экспортный потенциал у российских экосистем огромный. Если мы возьмём страны, которые не относятся к крупным политическим блокам — из Азии, Африки, Южной Америки, — там тоже происходят прорывные изменения с точки зрения инноваций. И эти страны не хотят засилья американских или китайских платформ. Это шанс для российских игроков. О карантине — Весной вы были в числе экономистов, которые призывали российские власти к жёсткому карантину. Изменилась ли ваша позиция сейчас? — Тогда было гораздо больше неопределённости. Несмотря на все проблемы, пандемия и экономика пошли не по самому плохому сценарию. Но на тот момент казалось, что нужно постараться минимизировать вероятность самого плохого варианта. Теперь определённости больше. Наверное, сейчас строгий карантин не является экономически обоснованным. С другой стороны, если системы здравоохранения не смогут справиться с потоком заболевших, то я не вижу другого выхода. Если пандемия вообще не уйдёт, обществу придётся кратно увеличить затраты на систему здравоохранения, чтобы переживать пики заболеваемости. Это очень дорого для налогоплательщиков. Увы, здесь нет лёгких решений. Фото: depositphotos.com/JuliaSha,