Вячеслав Гладков: теперь понимаю, почему во время войны писали пьесы и слушали музыку

О "стрессовой ситуации", восстановлении домов и выплатах людям

Вячеслав Гладков: теперь понимаю, почему во время войны писали пьесы и слушали музыку
© ТАСС

— В марте ВСУ пытались прорваться через границу России в Краснояружском районе. Продолжаются ли сейчас такие попытки?

— ВСУ не оставляют попыток, и приграничные территории находятся в напряжении уже несколько лет. Попыток было достаточно много. Действительно, совсем недавно была совершена попытка атаки в Краснояружском районе, и наши войска успешно отразили эту атаку, хотя в течение месяца, даже дольше, была крайне напряженная обстановка. Сегодня стабильно сложная обстановка сохраняется на более чем 380 км. В этих условиях наша главная задача — защитить население, особенно когда противник активирует свои ресурсы.

— А что говорят строители, которые уже начали восстанавливать инфраструктуру, жилые дома? В какие сроки и что можно сделать?

— Мы восстанавливаем разрушенное жилье буквально с первого дня СВО. На сегодняшний день восстановили уже порядка 41 тыс. квартир и частных жилых домов, сейчас в работе порядка 5 тыс. домов и квартир, в том числе в Краснояружском районе. Мы пока не понимаем объем работ в нескольких селах, в частности в Репяховке и Вязовом, — они расположены слишком близко к границе. Заниматься восстановлением там сейчас невозможно. В остальных, в первую очередь в Красной Яруге, восстановление началось, но там не очень большие разрушения. И самое главное — мы выстроили систему контроля, когда каждый собственник по итогам восстановления пишет расписку на имя губернатора. Это такой дополнительный способ повысить ответственность строителей, муниципальной и региональной власти.

— Если брать пример Курской области, которая находилась, в отличие от Белгородской, под оккупацией ВСУ, там действует большой спектр мер поддержки людей, потерявших жилье. Как вы решаете вопрос с теми, кто лишился крова из-за действий ВСУ?

— У нас несколько категорий людей, претендующих на поддержу. Это те, у кого повреждено жилье, те, кто потерял жилье, и те, кто проживал в населенных пунктах, которые закрыты. Мы формируем реестры, отправляем в Москву, получаем объем средств, исходя из стоимости за один квадратный метр, который определяет Министерство строительства РФ. Если жилье восстанавливаемо, то мы восстанавливаем, причем начинаем фактически в день, когда оно было повреждено, стараемся закрыть контур, производим замеры. Так мы делали, например, во время массовых обстрелов в Белгороде: каждую улицу закрепили за строительной организацией сразу же. В тот же день выходили строители, закрывали пленкой поврежденные участки, затем приходили замерщики и т.д. После ремонта мы обзваниваем всех пострадавших, все проверяем. Нам важно, чтобы не оставалось какое-то недовольство.

Мы, например, сегодня единственные в стране, кто восстанавливает транспорт, исходя из его рыночной, а не "бумажной" оценки. Выплатили уже около 4 млрд рублей, восстановив порядка 14 тыс. автомобилей.

У нас есть единовременные выплаты в размере 10 и 15 тыс. рублей тем, кто попадает в сложную ситуацию. Вначале они были в размере 10 тыс. рублей, потом, когда ввели режим федеральной чрезвычайной ситуации, выплата увеличилась до 15 тыс. рублей, и ее стали перечислять из федерального бюджета. Есть выплаты в 75 тыс. — за частично поврежденное имущество, и в размере 150 тыс. — за полностью утраченное имущество. У нас есть и региональная форма поддержки, это частичная компенсация за аренду жилья тем, кто выехал с сильно обстреливаемых территорий, или тем, кто отселен. Плюс создано большое количество пунктов временного размещения (ПВР).

Мы живем в этих условиях уже четвертый год, поэтому все алгоритмы расписаны. Конечно, есть много вопросов, много предложений, но есть и жалобы. У нас та ситуация, когда благодарностей по определению не бывает, ведь здесь — страшное событие, фактически война. Человек попадает в стрессовую ситуацию, и самое главное, чтобы он видел, что он не один, что вместе с ним глава села, глава района, глава города, губернатор, заместитель губернатора, министры — все мы. Здесь физически один человек не справится с этой ситуацией, нужно именно сообща помогать друг другу.

— За четыре года, я так понимаю, уже выстроена система контроля, которая позволяет в том числе избежать различных злоупотреблений?

— Злоупотребления, безусловно, есть. Поэтому мы очень благодарны правоохранительным органам, контролирующим, казначейству, контрольному управлению, контрольно-счетной палате. Есть же поговорка: "Кому война, кому мать родная". Если мы не будем контролировать деньги, во-первых, мы получим нецелевое использование, получим претензии и, во-вторых, ухудшим и отношение людей ко всему происходящему.

Об экономике, школах и медиках

— После поездки президента России в Курскую область было поручено разработать комплексную программу развития приграничных регионов — с некоторым заделом на будущее. Какой объем средств понадобится для Белгородской области, на какие приоритетные мероприятия они необходимы?

— Мы стараемся подходить к оценкам только с обоснованными цифрами. Для того чтобы назвать цифру, ее нужно просчитать, а обсчет должен исходить из проектно-сметной документации, подтвержденной государственной экспертизой. Ни в одном регионе этих цифр нет, в том числе у нас, за исключением того, что у нас есть понимание объема ущерба, который нанесли Вооруженные силы Украины экономике, промышленным предприятиям, малому и среднему бизнесу, сельскохозяйственным предприятиям. Нанесен ущерб жилью, социальным объектам, например, количество поврежденных социальных объектов — домов культуры, школ, детских садов, других учреждений — превышает уже 400. Мы уже почти посчитали, сколько средств нам необходимо для восстановления, мы посчитали, какое количество денег нужно на восстановление дорог.

В целом, безусловно, мы рассматриваем вложение этих денег не просто в восстановление, а как отдельный этап развития региона. Проблема только в том, что на сегодняшний день в некоторых муниципалитетах восстановление физически невозможно, потому что оперативная обстановка продолжает оставаться сложной. Я надеюсь, когда будут утверждены основные параметры программы по развитию приграничья, то все эти меры, которые мы предлагаем, будут отвечать тому поручению, которое дал наш президент.

Плюс мы позитивно оцениваем запущенный ранее инструмент свободной экономической зоны. Уже 14 предприятий вошли в ее состав, еще 7 заявок находятся сейчас в правительстве Российской Федерации. Мы здесь безоговорочный лидер среди регионов. И нам очень важно, что это не просто восстановление, это очередной этап развития наших промышленных предприятий, которые пострадали и хотят получить налоговые преференции, они позволят им не просто восстановиться, но и развиваться. И вот этот важный посыл в будущее как раз и создает, мне кажется, ту уверенность, которая очень важна людям, проживающим в приграничье.

— Какие в целом экономические показатели области, несмотря на сложившуюся ситуацию?

— По итогам 2024 года у нас достаточно хорошие показатели. В первую очередь валовой региональный продукт превысил 1,4 трлн рублей. По отдельным отраслям мы остаемся лидерами в Центральном федеральном округе — например, по добыче полезных ископаемых. В сельском хозяйстве мы продолжаем быть одним из самых образцовых регионов. В 2024 году, например, по производству мяса в живом весе мы показали лучший результат за всю историю Белгородской области. Несмотря на то что из-за оперативной обстановки мы потеряли 160 тыс. га высокоплодородной пашни, наши предприятия усилили работу по другим направлениям, и мы показали хороший результат.

Да, очень тяжело сейчас с доходами, у нас по металлургическим компаниям сократился налог на прибыль уже в 2025 году. Сейчас достаточно большой дефицит в бюджете, поэтому занимаемся реструктуризацией как доходов, так и расходов, чтобы сохранить основные обязательства.

Поэтому у нас задача — ни в коем случае не потерять контроль над текущей оперативной обстановкой, защищать людей, а с другой стороны — не ослабить темпы развития Белгородской области. Мне кажется, что на сегодняшний день мы пока справляемся. Например, по итогам 2025 года у нас общий объем инвестиций в экономику должен превысить 1 трлн рублей — достаточно большая цифра для небольшого, полуторамиллионного региона.

Мы очень уверенно чувствуем себя сейчас в сфере образования. Количество стобалльников [ЕГЭ] по сравнению с 2021 годом выросло больше чем в два раза. А у нас в приграничье дистанционное обучение, и в этих условиях, когда нет прямого контакта и общение происходит только через экран с учителем, ответственность ребенка уже совсем другая. У нас по большинству дисциплин вырос средний балл по сравнению со среднероссийским. Я помню показатели по 2021 году, был провал по физике, по биологии. Эти дисциплины в школе имеют очень важное значение, и я очень благодарен всем учителям за то, что они не сдаются, занимаются и обеспечением безопасности, и образованием детей.

— Нельзя не сказать и о медиках, которые героически демонстрируют свои навыки в Белгородской области. Хватает ли медиков в регионе? Какая ситуация в здравоохранении?

— По сравнению с 2021 годом у нас количество врачей выросло, а число вакансий сократилось в три раза, среднего медицинского персонала — в три с половиной раза. Это несмотря на то, что, особенно в прошлом году, в период максимального обстрела Белгорода, Шебекина, у нас был большой отток. В регионе действует много мер поддержки, например, в 2021–2022 годах больше чем на 2 млрд рублей купили жилье для медиков. Мы разработали большое количество программ, которые позволяют предотвратить профессиональное выгорание, обеспечить безопасность в сложной оперативной обстановке.

О беспилотниках и военных преступлениях

— В этой связи не могу не спросить о беспилотниках. Это большая проблема для региона. Вы придумываете различные меры защиты: убежища, сетки на домах, системы оповещения. Что наиболее эффективно? — Нет ни одного решения, которое решает эту проблему.

— Вообще, удары по школам, по детским садам — это военные преступления.

— Это осознанные действия врага, который бьет и пытается убить детей, взрослых, стариков без разбора. Это, конечно, чудовищное преступление, которому, я думаю, мир должен дать оценку.

— Виновные должны понести наказание.

— Я уверен, что это так и будет.

— В таких тяжелых условиях наблюдаете ли вы отток населения из региона?

— Определенный отток есть, но я бы не сказал, что люди все массово бросили и уехали. Посчитать, какое количество человек у нас уехало, физически, наверное, сейчас невозможно. Кто-то оценивает по количеству абонентов, кто-то оценивает по количеству транзакций. Но я точно знаю, что большая часть людей, которые выехали, — они выехали временно, они все ждут улучшения для того, чтобы вернуться. Сложнее, конечно, тем, кто продал жилье, но таких совсем немного, кто приобретает жилье за пределами региона. Все зависит от оперативной обстановки.

Я вижу, насколько люди дорожат своей землей, своими родными домами. Запомнилась девушка из села Козинка Грайворонского округа, где у пункта перехода границы мы отселили полностью улицу, предоставили новое жилье.

Мы понимали, что есть такая позиция, и еще в 2022 году приняли решение и нашли возможность по закону оставлять эти дома, чтобы жители могли вернуться в них. Я вижу, что сейчас таких уже переживаний нет.

— То есть большинство людей, кто уехал, будут возвращаться?

— Я уверен в этом.

— Вы недавно говорили про падение в демографии. Что делается в регионе на этом направлении?

— Наверное, это самая сложная проблема. У нас были страшные случаи, когда гибли беременные женщины. Такое не дай бог даже врагу пожелать. Поэтому в таких условиях в приграничье низкий уровень рождаемости объясним. Но вот скажу, что просто какие-то призывы "рожайте больше и не думайте про обстановку", конечно, были бы крайне сложно восприняты любым нормальным человеком.

Я думаю, что выход — в образе будущего. Если, например, люди видят, что мы строим лучшие школы в стране, что у нас уже по итогам этого года каждый третий ребенок будет посещать новые или капитально отремонтированные детский сад или школу, они начинают мыслить иначе. Мы сегодня все делаем для детей. И это не на словах, а на деле — развитие системы здравоохранения, развитие строительства детской поликлиники, строительство школ, детского сада.

Я надеюсь на то, что, как только ситуация успокоится, у нас будут изменения в демографии. Мы уже видим, что каждый год наша область прирастает в многодетных семьях, каждый год — плюс порядка 500 семей.

— На одном из оперативных совещаний вы сказали о том, что жилье тех, кто уехал из России в эти сложные для региона времена, тех, кто покинул страну, будет восстанавливаться в последнюю очередь. А стоит вообще им как-то компенсировать потери, если они, собственно, бросили страну?

— Такие предложения, безусловно, звучат. Например, приезжал на улицу Песчаную в Новой Таволжанке (туда заходил противник на несколько часов, а жители не ушли из своих домов, слава богу, что живые и не пострадали), и одна женщина говорит: "Вячеслав Владимирович, зачем вы платите даже компенсацию за аренду жилья? Мы же здесь, а вот люди боятся и уходят, вы их не должны поддерживать. Нужно, чтобы все оставались в своих домах, мы должны защищать свою землю". Определенная правда в ее словах есть, но мы же понимаем, что каждый человек по-разному справляется с этой сложной ситуацией. Но когда человек уезжает из страны, когда человек уже перевозит семью, приобретает там жилье, мы понимаем, что у него изменились приоритеты.

Когда мы восстанавливаем жилье, автомобили, у нас же все равны, у нас нет льготников, мы всем одинаково помогаем, и мне кажется, это честно. Но когда человек покинул страну, то неправильно, если мы будем помогать ему так же, как тем, кто остался жить в Новой Таволжанке на улице Песчаной, в Шебекино или в Грайвороне.

Мы же не нарушаем законодательство, мы говорим, что все восстановим, но после окончания СВО. Вернутся, надеюсь, придут к нам, мы посмотрим в их глаза, а потом продолжим разговор.

О "солдатах президента" и помощи федерального центра

— Ситуация в приграничье на особом контроле у президента России. Насколько часто удается вам общаться с руководителем государства по ситуации в Белгородской области?

— Конечно, Владимир Владимирович получает максимально быстро доклад от меня, прежде всего когда в регионе особо сложный период. Зачастую он сам звонит, и я докладываю о ситуации, плюс очные встречи, где идет уже комплексный доклад о социально-экономическом развитии региона, о текущей ситуации, в первую очередь оперативной. И конечно, главный вопрос, который он задает всегда, — это как защищаем жителей Белгородской области, какая нужна помощь. Все решения, которые принимаются, — принимаются максимально оперативно. И уже в рамках действующего законодательства стараемся эту помощь довести до всех тех, кто в этом нуждается.

— То есть в первую очередь вы говорите о мерах поддержки?

— И о развитии региона. На самой первой встрече он акцентировал внимание, что регион всегда был сильным, был флагманом во многих отраслях. И вот эти сильные стороны, они должны быть всегда в повестке. Регион должен быть динамично развивающимся, а это требует концентрации усилий науки, производственных, кадровых, административных мер, федеральной и региональной поддержки.

Задачи, которые ставит президент, мы стараемся выполнить в первую очередь. Он руководитель, а мы люди, которые на своих местах те решения, которые он принимает, в том числе кадровые, исполняем. Мы солдаты президента, поэтому по-другому выйти не может.

— А чем именно помогает федеральный центр, помимо финансовых средств? — Я не буду перечислять национальные проекты, говорить сейчас про развитие систем образования, здравоохранения, про дороги. Только о текущей особой ситуации в регионе. Исходя из нее, в прошлом году, когда крайне тяжелая ситуация была с обстрелами Белгорода, Белгородского района, Шебекинского округа, Грайворонского района, когда мы вывозили большое количество детей из населенных пунктов, было принято решение о размещении наших детей в других регионах. Только в прошлом году порядка 70 тыс. детей мы увозили. Это было важное решение.

Еще одна такая важная мера поддержки — тяжелораненых после лечения направлять в санатории.

Мы видим оперативность при получении средств на строительство нового жилья, на восстановление дорог, восстановление жилищной и социальной инфраструктуры, получаем единовременные выплаты, восстанавливаем жилье или строим новое взамен разрушенного.

Безусловно, действия ВСУ — это ущерб экономике, сельскохозяйственным предприятиям, малому и среднему бизнесу, крупным и средним промышленным предприятиям. К работе привлекаются различные министерства и ведомства — это достаточно большая работа с точки зрения фиксации ущерба, оценки в рамках действующего законодательства, формирования реестров проверки, подготовки нормативных правовых актов на уровне правительства Российской Федерации, перечисление и распределение этой помощи по получателям. С одной стороны, там достаточно длинный период и огромный объем работы, но с другой стороны, здесь тоже понятно, что люди требуют: "У меня несчастье — помогайте". Наша задача — не объяснять длительность и сложность вот этих механизмов, а ускорять без потери качества контроль за расходованием финансовых средств. Задача непростая, но мы стараемся все вместе и получаем большую помощь со стороны федерального правительства.

Конечно, и здесь я очень благодарен за те решения, которые Владимир Владимирович принимает. И за ту отдачу, которую видим от главы правительства РФ Михаила Владимировича Мишустина, его заместителей и министров. Хотя, как я уже говорил, контроль за расходами крайне жесткий. Ответственность никто не снимает, и никаких ссылок на сложность — их нет, не было и не будет. Потому что деньги требуют максимального учета и контроля за четким распределением в рамках целевого назначения. Поэтому тоже со своей стороны принимаем все меры, чтобы не подвести наших руководителей.

О страхе, "нервах наружу" и будущем региона

— Вы лично выезжаете на места, в том числе в случае ЧП. Не страшно?

— Понимаете, у нас бабушка идет со своей козой, а ее атакует дрон. Человек едет на велосипеде — начинается атака дрона. У нас дети выходят на улицу — их обстреливают из систем залпового огня. Мы все находимся в одинаковых условиях. Если власть будет бояться, то... к чему мы придем? Но страшно абсолютно всем.

— Страшно?

— Конечно, страшно. Страшно за себя и за свою семью. Если кто-то говорит, что не страшно, то обманывает. Это не может не быть страшно, но, с другой стороны, наверное, ни у кого из нас — ни у меня, ни у моих коллег — нет возможности по-другому себя вести, мы не можем оставить людей. Мы все вместе находимся абсолютно в одинаковых условиях, живем на тех же самых улицах, кто-то просто поближе к границе, кто-то чуть подальше, но никто не убежал. Мы в этих условиях просто живем, уже научились, как нужно себя вести, привыкли и стараемся быть максимально осторожны и помогать друг другу.

— А что-то было такое, что особенно в этих поездках запомнилось, поразило, что останется с вами на всю жизнь?

— Мне кажется, я помню каждую поездку. Помню все обстрелы, особенно один из первых — когда нас с главой Шебекинского городского округа майор полиции, кажется, обругал крепкими словами, заставил лечь на землю и ползти под минометным обстрелом. Сложных ситуаций было много. К сожалению, много погибших, много раненых, и нет ни одного дня, ни одного случая, который удастся забыть. Это очень страшные события в жизни, очень тяжелые не только для меня.

Наверное, мозг человека устроен таким образом, что он начинает перестраиваться, и на фоне какого-то большого стресса, негатива он раскрывает какие-то творческие способности, тем самым защищаясь.

— Лучшие и самые плохие черты в людях?

— Самое лучшее, наверное, — это честность. А самое плохое, конечно, когда нет ответственности, когда есть трусость и когда есть обман. Наверное, в нашей ситуации это вещи недопустимые. Но война убирает всю шелуху, сокращает дистанцию и обнажает всё, все нервы наружу. У нас скорость принятия решения другая, поэтому сразу по глазам видишь, то есть оцениваешь не по словам, а по глазам. Глаза же никогда у человека не врут.

— Ответственность возрастает кратно.

— Здесь уже не закроешься должностными обязанностями, что, мол, это не мои полномочия и я этим не занимаюсь, когда идет такое развитие ситуации, как у нас. Здесь вся ответственность лежит на нас.

— Скажите, каким вы видите будущее региона?

— Я думаю, что уже в ближайшее время мы по темпам развития войдем в лидеры, я думаю, что после Москвы мы должны стать вторым регионом. Я очень хочу, чтобы белгородская медицина стала таким же символом, как белгородское сельское хозяйство, которое является символом образцовой культуры земледелия, животноводства. Я хочу, чтобы наша система водоснабжения и водоотведения — один из самых сложных вопросов, очень тяжелый — стала таким же образцом в организации, как и белгородские дороги, на это нужно, конечно, немножко больше времени, чем хотелось, но мы будем стремиться к этому. Поэтому я верю, что Белгородская область из этой ситуации выйдет только гораздо сильнее, мощнее, организованнее, с более сплоченной командой на региональном и муниципальном уровне, и с нами будет трудно конкурировать другим регионам.