Россия видит в долларе проблемы. Но для Африки он стал спасением

В России уже много лет говорят о незаслуженном мировом господстве доллара. Однако 2018 год вывел уровень дискуссии на новый уровень, дедолларизация — главный экономический тренд этого года. О ней рассуждают банкиры и чиновники, о ней спрашивают на форумах и конференциях. Даже Владимир Путин регулярно высказывается на эту тему. При этом Россия уже сделала первые шаги в этом направлении, перейдя на расчеты в национальных валютах в рамках ЕАЭС. Однако в мире есть страна, обязанная доллару буквально всем. В конце прошлого десятилетия власти Зимбабве решились на отчаянный шаг и полностью заменили свои деньги американскими. Так им удалось усмирить безумный рост цен и получить надежду на светлое будущее. О том, что зимбабвийцу хорошо, а русскому смерть, — в материале «Ленты.ру». Впервые о дедолларизации российской экономики заговорили летом 2018-го. Идею поддержали сразу несколько чиновников: министр финансов Антон Силуанов, его заместитель Алексей Моисеев, глава Минэкономразвития Максим Орешкин. Все они утверждали, что в условиях санкций полагаться на национальную валюту США нельзя, так как номинированные в ней резервы Центробанка, да и просто счета отечественных кредитных организаций в американских банках (без них банки не могут проводить операции в долларах) в любой момент могут быть заблокированы. Пострадает в таком случае вся экономика: от крупнейших компаний до простых граждан, имеющих валютные вклады в банках. Озвучивались даже страшные сценарии, при которых эти депозиты могут быть возвращены владельцам в рублях. Правда, вскоре такой вариант быстро отвергли даже как гипотетический. Идеологи дедолларизации признают, что полностью избавиться от американской валюты все равно не получится (об этом говорил и президент Владимир Путин), и подчеркивают, что не будут ничего запрещать. Вместо этого они хотят создать максимально комфортные условия, чтобы все заинтересованные стороны (прежде всего, компании-экспортеры и импортеры) сами начали переходить на расчеты в других валютах, например, в евро, юанях или турецких лирах. Поспособствовать этому должен и скорейший перевод отечественных многопрофильных холдингов из офшоров в домашнюю юрисдикцию. У дедолларизации хватает и противников. Глава Счетной палаты Алексей Кудрин напомнил, что национальные валюты менее стабильны, а значит в любой момент компании могут столкнуться с дополнительными издержками, а граждане — с потерями. Экономисты указывают, что главная сложность будет заключаться в том, чтобы уговорить отказаться от доллара другие страны, привыкшие держать свои запасы именно в американской валюте. Ситуация может измениться, если Россия увеличит свой несырьевой экспорт (цены на нефть и другие полезные ископаемые рассчитываются в долларах) — тогда у покупателей будет стимул закупать рубли. Пока же долларами оплачивается около 70 процентов сделок даже с Китаем — одним из главных торговых партнеров. Пока Россия мечтает об избавлении от доллара, Зимбабве — маленькая страна на юго-востоке Африки — благодарит его за спасение своей экономики. История этого государства с конца XIX века вышла крайне насыщенной. Оно успело побывать частным владением английского бизнесмена Сесила Родса и его торговой компании, самоуправляемой территорией под властью Великобритании, самопровозглашенным доминионом и никем не признанной республикой. Примечательно, что полноценной колонией она никогда не была. Названия тоже менялись стремительно: от Южной Родезии через Федерацию Родезии и Ньясаленда к просто Родезии (по имени того самого Родса). 14 лет — с 1965-го по 1979-й — страна находилась в правовой и дипломатической изоляции и управлялась белыми националистами во главе с премьер-министром Яном Смитом. Параллельно ее раздирала гражданская война: чернокожее большинство вело партизанскую борьбу с властями и их сторонниками. При этом, в отличие от соседней Южно-Африканской республики (ЮАР), в Родезии никогда не было апартеида — государственной политики раздельного проживания представителей разных рас. Чернокожие были ущемлены только в одном — их не допускали до власти. До поры до времени правительство не встречало сопротивления из-за высокого общего уровня жизни, но постепенно в коренном населении стало просыпаться национальное самосознание, подкреплявшееся примерами других африканских стран: Мозамбика, Нигерии, Анголы. Одна за другой они получали независимость от метрополий, и управление государством переходило к представителям коренного большинства. Власти Южной Родезии пошли другим путем: провозгласили независимость от Великобритании, убрали из названия слово Южная, но сохранили режим. Смит пытался убедить международное сообщество, что чернокожие будут интегрироваться в политическую жизнь, но постепенно. Однако демарш Родезии не признала ни одна страна мира. Это послужило толчком для начала партизанского сопротивления, которое растянулось на полтора десятилетия. Вопреки всем сложностям правительство умудрилось построить в Родезии сильнейшую на континенте экономику. Ее основу составляли сельское хозяйство и добыча полезных ископаемых: чугуна, асбеста, хрома, меди, железной руды. Официально вести торговлю с Солсбери (так во время правления Смита называлась столица Родезии, нынешний Хараре) запрещали санкции ООН, но многие страны при посредничестве соседних Мозамбика и ЮАР успешно их обходили. Более того, родезийский фунт, а затем и родезийский доллар фактически являлись участниками Бреттон-Вудской валютной системы, то есть имели твердые паритетные курсы к другим валютам и к доллару США. После того, как в 1971 году Соединенные Штаты вышли из соглашения и курсы на международном рынке стали плавающими, родезийский доллар наряду с южноафриканским рэндом еще девять лет оставался самой крепкой валютой на континенте. Его высокий курс обеспечивался за счет большой экспортной выручки местных компаний (ее меняли на родезийские доллары, создавая спрос) и иностранных инвестиций. К концу 1970-х Родезию называли «хлебной корзиной Африки» — она обеспечивала продовольствием большую часть стран континента. Но справляться одновременно с международным давлением и с гражданской войной становилось труднее с каждым годом. В 1979 году правительство Смита договорилось с умеренной оппозицией о проведении первых всеобщих выборов. На них победил епископ Абель Музорева, которого можно было назвать компромиссной фигурой: он представлял чернокожее большинство и при этом не был настроен радикально. В его правительство не вошли боевики и партизаны из двух крупнейших освободительных группировок: Африканского национального союза Зимбабве (ЗАНУ) Роберта Мугабе и Союза африканского народа Зимбабве (ЗАПУ) Джошуа Нкомо. Однако такое положение дел не устроило международное сообщество во главе с Великобританией, и год спустя в Родезии состоялись новые выборы. Победу на них одержала уже партия Мугабе, а сам террорист, марксист и бывший учитель стал премьер-министром. Таким образом, планам Смита по постепенной интеграции чернокожего населения в политическую жизнь не суждено было сбыться. На встрече с новым главой государства он попросил его беречь доставшуюся в наследство «жемчужину Африки». Мугабе пообещал приложить все усилия, но тут же начал борьбу за власть: новый премьер, как и его конкуренты во главе с Нкомо, привык жить по родоплеменным, а не традиционным политическим правилам. А одного из своих противников — первого президента Канаана Банану — Мугабе устранил с помощью сфабрикованного уголовного дела по обвинению в гомосексуализме. Зимбабве (первым делом новый руководитель поменял название страны) быстро превратилась в обычную африканскую однопартийную диктатуру, а сам Мугабе — из премьера в президента. Он просто перешел с одной должности на другую, а пост главы правительства упразднил. Гражданская война продолжалась — теперь между собой сражались не белые и черные, а представители двух основных народностей: машона (к ним принадлежал Мугабе) и матабелов (Нкомо). Противостояние сопровождалось массовыми этническими чистками и многочисленными жертвами. При этом белые фермеры долгое время сохраняли за собой все права (во многом из-за условий соглашения с Великобританией о признании независимости Зимбабве). По крайней мере, те из них, кто не побоялся остаться в стране и не погиб от рук коренных жителей. Национальная экономика страдала от войны и разрушений, но вместе с тем страна начала получать международную финансовую помощь. Мугабе удавалось довольно грамотно распоряжаться ей: существенно выросли расходы на образование, здравоохранение, зарплаты госслужащих. Был установлен минимальный размер оплаты труда. Также он удерживал на низком уровне процентные ставки, что обеспечивало бизнес и жителей дешевыми кредитами. Все эти меры позволили сохранить внутренний спрос. Благодаря этому ВВП хоть и не рос, но оставался на прежнем стабильном уровне. Однако у экономической политики президента были и очевидные недостатки. Низкие банковские ставки отбили у населения охоту хранить свободные деньги на депозитах, что повлекло за собой рост инфляции. Неэффективные государственные компании пользовались привилегиями, в то время как экспортеры сталкивались с дополнительными расходами. Это привело к сокращению поставок товаров за рубеж и, как следствие, — к дефициту платежного баланса (Зимбабве тратила на импорт больше, чем зарабатывала на экспорте). Образовавшийся разрыв приходилось компенсировать за счет внешних заимствований, рос госдолг. Серьезно страдал деловой климат. Новые законы запрещали иностранным компаниям выплачивать дивиденды, из-за чего заграничные инвесторы обходили Зимбабве стороной. В целом ситуацию в экономике можно было назвать стагнацией. Не исправили ее и реформы 1990-х годов, отменившие государственный контроль за ценами и курсом зимбабвийского доллара (в результате чего он обесценился на 40 процентов). К тому же ЮАР вышла из соглашения о двусторонней торговле, что привело к введению пошлин и еще большему сокращению экспорта. Вдобавок ко всем бедам в конце 1990-х из-за военного вторжения в Демократическую республику Конго Зимбабве лишилась международной помощи. В 2000 году Мугабе принялся за радикальные меры. Стремясь оправдать собственное неумелое руководство страной, он обвинил в неудачах белых и их многолетнее правление. В качестве компенсации он решил забрать их землю. По состоянию на 1980-й, у пяти процентов населения в собственности находилось 80 процентов пахотной земли. На протяжении двух десятилетий ее выкупали: сначала добровольно, а с 1992 года — принудительно. Однако результаты не устроили президента, и он заговорил об отчуждении без какого-либо выкупа. Провести реформу законодательно Мугабе не удалось, но это не помешало активистам из числа ветеранов войны за независимость захватить несколько ферм. Суд признал эти действия незаконными, но на его решения уже никто не обращал внимание. К 2003 году около 4300 ферм перешли в собственность сначала государства, а потом и чернокожих граждан. Правительство надеялось таким образом улучшить условия их жизни и стимулировать экономический рост. Но на деле выяснилось, что почти никто из новых хозяев не умел обращаться с землями. В результате они пришли в запустение, а национальная экономика получила серьезный удар. Сократился ВВП, резко обвалился зимбабвийский доллар, безработица выросла до 90 процентов. Однако главное следствие реформы — гиперинфляция. Уже в 2001 году она составила 112 процентов (по сравнению с семью процентами в 1980-м). Дальше — больше. В 2003 году — 599 процентов годовых, в 2006-м — 1281 процент. В июле 2008-го был установлен абсолютный рекорд, который едва ли будет побит в обозримом будущем, — 231 миллион процентов. Даже Венесуэле с ее затяжным кризисом и прогнозируемым к концу года миллионом процентов до этого показателя пока далеко. Цены повышались буквально каждую минуту, а Резервный банк Зимбабве не успевал печатать банкноты все большим номиналом. Не помогали и экстренные меры. Так, еще в 2007 году правительство запретило повышать цены на любые товары и услуги. Нарушителей ждало уголовное преследование. К концу 2008-го многие магазины перешли на расчеты в иностранной валюте — иначе им неоткуда было взять деньги на закупку иностранной продукции. Сначала власти пытались контролировать процесс, выдавая соответствующие лицензии, но вскоре стало понятно, что это не работает. Ситуация усугублялась тем, что правительство погашало международные кредиты (в основном, перед Международным валютным фондом) свеженапечатанными деньгами. Резервный банк четырежды проводил деноминацию, сокращая количество нулей, но и это помогало только на время. В 2008 году в обращение были введены купюры номиналом сто триллионов зимбабвийских долларов. За это директор Резервного банка Гидеон Гоно удостоился Шнобелевской премии (пародия на Нобелевскую премию) по математике с формулировкой: за то, что заставил все население страны изучать математику по купюрам. Сейчас банкноты можно купить в интернете в качестве сувенира. Спустя год власти решились на самый радикальный шаг — отменить национальную валюту и перейти на зарубежные. Среди них были евро, фунт стерлингов, южноафриканский рэнд, юань, но главным средством платежа ожидаемо стал доллар. Перемены сразу дали плоды. Инфляция вернулась к нормальным значениям, сопоставимым с развитыми странами, — уже в 2011 году она не превышала пяти процентов годовых. А еще через два года достигла отрицательного уровня. В стране впервые в истории была зафиксирована дефляция — устойчивое снижение цен, державшаяся до прошлого лета. Вместе с валютной стабильностью пришел и экономический рост. Уже в 2009 году он составлял 5,3 процента, на пике — в 2011-м — достигал 11,9 процента. Правда, последние годы замедлился: 1,5 процента в 2015-м, 0,6 процента — в 2016-м, 2,9 процента — в 2017-м. По итогам нынешнего года прогнозируется 2,7 процента. Однако Зимбабве ждали другие — экзотические — проблемы. После перехода на доллар и другие иностранные валюты средний уровень цен и доходов в стране остался прежним, и он существенно ниже американского. Местные жители вдруг обнаружили, что им сложно совершать покупки на целый доллар, а иначе у продавцов просто нет сдачи. Англоязычные зимбабвийцы шутили, что привыкли к отсутствию перемен, но не ожидали отсутствия еще и сдачи (и для того, и для другого в английском употребляется слово change). Еще одна проблема — нехватка в стране хоть какой-нибудь наличности. К 30 января 2013 года в бюджете Зимбабве оставалось 217 долларов. Министр финансов Тендай Бити иронизировал, что финансовое положение многих граждан лучше, чем у государства. После отказа от собственной валюты власти лишились возможности эмитировать деньги (пусть даже ценой инфляции), ведь этим вопросом заведует Федеральная резервная система (ФРС) США. Выпускать государственные облигации правительство тоже не может — нет инвесторов, готовых инвестировать в зимбабвийскую экономику. Единственный способ пополнять казну и вообще «поставлять» деньги в страну в этой ситуации — продавать товары за границу. После изгнания белых фермеров сельское хозяйство Зимбабве находится в плачевном состоянии, так что главная статья экспорта сейчас — алмазы. При этом оппозиция утверждала, что львиная доля доходов идет на финансирование партии Мугабе — того самого ЗАНУ. В 2016 году правительство приступило к выпуску суррогатной валюты — специальных государственных облигационных займов, номинированных в долларах. При этом подчеркивалось, что они приравниваются к долларам только по номиналу, но не по своей сути. Займы обеспечены кредитами от Африканского экспортно-импортного банка и могут использоваться в качестве средства платежа только внутри Зимбабве. Первый выпуск равнялся 10 миллионам долларов, на сегодняшний день в обращении находятся займы на 350 миллионов. На улице спекулянты могут потребовать 1,5 займа за один доллар, и это порождает инфляцию, вопреки усилиям властей. В прошлом году после 37 лет правления Роберт Мугабе был свергнут. Попытка передать власть собственной жене и конфликт с военными на этой почве стоил ему должности. Новый президент Эммерсон Мнангагва, выигравший этим летом всеобщие выборы, имеет темное прошлое, но на фоне прежнего бессменного правителя воспринимается обществом как символ надежд на перемены. Он уже начал исправлять ошибки предшественника. В конце 2017-го он лично вернул первый земельный участок белому фермеру, изгнанному со своей земли. В январе был принят закон, уравнявший в правах белых и черных фермеров: теперь все они, независимо от цвета кожи, могут арендовать землю на 99 лет (прежде белым разрешалось только на пять). Но главное, правительство готовит программу компенсации всем бывшим собственникам земель. По предварительным оценкам, на это уйдет около 11 миллиардов долларов. Правда, платить заставят нынешних собственников, а это серьезно скажется на их благосостоянии. За последние десятилетия Зимбабве пережила столько потрясений, сколько другой стране хватило бы на века. Государство оказалось не готово к независимости, за которую боролось, и расплатилось за нее экономическим благополучием. Вернуться к нормальной жизни удалось только благодаря американскому доллару, который принято обвинять во всех бедах и в необоснованном господстве. Согласно опросам, местные жители доверяют американской валюте гораздо больше, чем своей, и с ужасом думают, что когда-нибудь Резервный банк будет снова печатать зимбабвийские доллары (сам регулятор не исключает такой вариант в отдаленной перспективе). Дошло до того, что даже проститутки на улицах Хараре требуют у клиентов наличные доллары США — облигационные займы правительства их не устраивают. Новость о том, что в далекой России мечтают о дедолларизации, приведет их в замешательство.