Войти в почту

Как российская экономика будет оправляться от последствий коронакризиса

На прошлой неделе генсек ООН Антониу Гутерриш в своем выступлении сравнил наступивший 2021 год с 1945-м, мол, сегодня тоже идет война, но она «ведется против микроскопического вируса». Так вышло, что экономическое благополучие отдельных людей и целых государств, курсы валют, темпы промышленного производства и спрос на сырье сейчас зависят от того, как быстро человечеству удастся победить COVID-19.

Глава ООН высказался не совсем корректно: в 1945 году скорая победа антигитлеровской коалиции была очевидна, а в борьбе с пандемией мы только надеемся на перелом. У нас появилось оружие против заразы, но надо еще произвести его в нужном количестве.

Так и экономисты: начинают рассуждать о том, что в 2020-м мировая экономика достигла дна, а теперь оттолкнется от него, и… И сразу же оговариваются: до проведения массовой вакцинации любые прогнозы по росту или падению ВВП, динамике валют, безработице и т. д. будут весьма условны.

Не до конца упали?

В нашем случае ситуация усугубляется тем, что мы не можем точно оценить масштабы потерь. Согласно официальной статистике (Минэкономразвития, Росстат), падение ВВП по итогам 2020 года составит не более 3,8–3,9%. Некоторые экономисты с этим согласны, другие уверены, что «просадка» окажется гораздо глубже.

Так, заведующий Лабораторией структурных исследований РАНХиГС Алексей Ведев полагает, что «лучшим итогом» для нас станет падение ВВП на уровне 5%. Директор Института стратегического анализа компании FBK GrantThornton Игорь Николаев тоже находит прогноз Минэкономразвития в минус 3,9% ВВП излишне оптимистичным и дает оценку в минус 5–6% ВВП.

Что будет дальше – вверх, вниз или на месте, – зависит от целого набора факторов: – эпидемиологической ситуации и эффективности системы здравоохранения; – структурных особенностей российской экономики; – эффективности социально-экономической политики властей; – внешней конъюнктуры.

Очевидно, что первый пункт является самым значимым, поскольку пандемия продолжается и по-прежнему «давит» рост в большинстве стран. «До массовой вакцинации мы будем видеть либо сползание вниз, либо стагнацию экономики, – пояснил «Профилю» советник по макроэкономике гендиректора компании «Открытие Брокер» Сергей Хестанов. – Как только будет вакцинировано хотя бы 60% населения (с учетом того, что какая-то часть переболела и обладает иммунитетом), правительства смогут снять ограничения, и тут же начнется восстановительный рост, который может быть достаточно энергичным».

Многие эксперты уверены, что важным драйвером этого роста станет сфера услуг: бизнес-услуги, общепит, туристический сектор. Именно здесь предприниматели максимально быстро среагируют на снятие ограничительных мер и начнут возвращать утраченные позиции.

Этого роста ждут, на него надеются. Европейский Центробанк и Еврокомиссия еще осенью прогнозировали на 2021-й увеличение ВВП на 5%, правда, к Новому году оценку скорректировали до 4%, но и это позволит отыграть больше половины прошлогоднего падения. Цены на нефть на новостях о вакцине уже подскочили до $55 за баррель.

Только разговоры о будущем восстановлении слегка напоминают дележку шкуры неубитого медведя, ведь сроки возможного перелома в борьбе с пандемией очень размыты. Чаще всего говорят о второй половине 2021 года, но, как иронизирует Сергей Хестанов, это может быть и 1 июля, и 31 декабря.

Быть не таким, как все

Фактор номер два – это структура отечественной экономики и связанные с ней проблемы. Если кто-то забыл, то прирост ВВП в 2019 году у нас без всякой «короны» замедлился до 1,3%. Власти ломали голову, как бы его разогнать, но не придумали.

Доля малых и средних предприятий (МСП), которые господствуют в сфере услуг, у нас тоже очень мала. Так, вклад МСП в отечественный ВВП составляет порядка 20%. Для сравнения: во многих странах Восточной и Западной Европы аналогичный показатель превышает 60% либо приближается к этой цифре.

Справедливости ради, в разгар пандемии наши структурные особенности стали конкурентным преимуществом. Из-за скромной доли малого и среднего бизнеса российская экономика просела не так сильно, как экономики остальных развитых государств. Согласно предварительным оценкам Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР), «с плюсом» прошлый год закончил только Китай (его рост замедлился, но не ушел в минус), меньшие, чем у нас, темпы падения были у Южной Кореи, Турции, Индонезии. С США и Австралией мы идем практически в ногу. Зато остальные страны G20 пострадали сильнее: экономика Великобритании упала более чем на 10%, Индии – на 10%, во Франции и Италии – около минус 9%. В Германии – порядка минус 6%.

Но на стадии восстановления преимущество превращается в порок – не будет у нас важного драйвера роста в виде сферы услуг. Да, кажется, государство не слишком на него и рассчитывало – по крайней мере, во время карантина власти не очень заботились о поддержке МСП, предпочитая сохранять деньги в кубышке Фонда национального благосостояния (ФНБ). В результате, по словам шеф-аналитика компании «ТелеТрейд» Петра Пушкарева, восстановительный рост в России будет заметно медленнее среднемирового.

«Внизу осталось слишком мало свободных денег, почти все они собраны где-то выше – в бюджете, в Фонде национального благосостояния, в подушке резервов ЦБ, – говорит эксперт. – С сырьевыми отраслями дело пойдет на лад скорее, а несырьевые, технологичные производства и наиболее пострадавшая сфера услуг будут провисать».

Подъем в сфере услуг должен поддерживаться потребительским спросом, а у нас это еще одна болевая точка. Доходы населения падали с 2013 года; на пике пандемии государство не решилось на масштабные меры поддержки граждан, так что по итогам 2020-го снижение реальных располагаемых доходов может составить 4–5%. Такую оценку дает Игорь Николаев, подчеркивая, что «если мы в ноль выйдем (по ВВП) в следующем году, это уже будет хорошо».

Еще один вызов для российских предпринимателей – это окончание налоговых и кредитных каникул и необходимость расплачиваться по старым долгам. Из-за этого, по словам Пушкарева, почти половина предпринимателей оценивают шансы сохранить свой бизнес как 50:50. Чтобы исправить безрадостную картину, правительству надо бы развернуть схему финансовых потоков «деньгами вниз», чтобы у компаний были средства для развития, выплаты зарплат.

Заграница нам поможет

Зато с внешней конъюнктурой пока все очень даже неплохо. Евросоюз надеется на рост в 4%, там действует мощная программа субсидий для реального сектора в размере 1,3 трлн евро. Предполагается, что частное потребление граждан в среднем по ЕС подрастет на 4,3%, внешнеторговые обороты увеличатся на 6,3% по импорту и на 6,5% по экспорту. А Европа – один из ключевых торговых партнеров Российской Федерации. Следовательно, будет спрос на отечественные углеводороды и другое сырье.

Экономика США, которая пока является одним из локомотивов для всего мира, восстанавливается еще быстрее, чем европейская. Второй локомотив, Китай, по прогнозу МВФ, покажет рост порядка 8%. «Значит, конъюнктура сырьевых цен может улучшаться, и не только по нефти: цены на железную руду уже на 8-летних максимумах, никель на 20% дороже докризисных уровней, медь – почти на 25%», – говорит Петр Пушкарев.

Некоторую нервозность вызывают политические дрязги в Соединенных Штатах – как бы все это не повредило восстановлению хозяйства страны. Но эксперты говорят, что пока беспокоиться рано, финансовая система и промышленность Америки имеют очень большой запас прочности. Как отметил Сергей Хестанов, в прошлом США и Европе приходилось переживать политические и социальные потрясения, пусть не такие, но соизмеримые по масштабам с теми, которые наблюдаем сейчас.

В Штатах на протяжении 1960-х годов была целая череда протестов на расовой почве, перераставших в массовые беспорядки, погромы и столкновения с полицией. В 1962-м президент Кеннеди объявил военное положение в штате Миссисипи и ввел туда 30 тыс. военных, было двое погибших и 375 раненых. В 1965 году в пригороде Лос-Анджелеса негритянские экстремисты устроили погромы, в ходе которых погибли 34 человека и больше тысячи получили ранения. Ущерб оценивался в $40 млн. Затем был бунт 1967 года в Детройте – 43 погибших, до 500 раненых и около 2 тыс. разрушенных зданий. В 1968-м после убийства Мартина Лютера Кинга беспорядки охватили примерно 100 городов, в ходе столкновений с полицией погибло до 20 человек.

В Европе можно вспомнить «Красный май» 1968 года во Франции («желтые жилеты» в сравнении с этим – детский лепет), «Немецкую осень» 1977-го, устроенную «Фракцией Красной армии», действия «Красных бригад» в Италии. Но экономики Старого и Нового Света справились.

В конце концов в Америке все устаканится, будет сформирована новая администрация, куда войдут бюрократы с солидным опытом. «Американские демократы настроены на большую порцию экономической помощи, – рассуждает о перспективах США Сергей Хестанов. – Понятно, что в будущем за это придется расплатиться инфляцией, но в моменте это подстегнет экономический рост и поможет в том числе нам, поскольку экономическая активность автоматически увеличит спрос на нефть».

Скрытая угроза

Отдельная и весьма суровая тема российской экономики – это безработица. Как заметил директор Центра трудовых исследований НИУ ВШЭ Владимир Гимпельсон, имеющейся на сегодня статистики «критически недостаточно» для оценки проблемы.

Безработица, которую российское статистическое ведомство подсчитывает по методике Международной организации труда (это делается на основе анкетирования граждан), выросла с 4,6% до 6,4%. Некритично, если все именно так. «Когда начался COVID, Росстат столкнулся с тем, что не может проводить свои обследования в старой системе, – отмечает Гимпельсон. – Они перешли на телефонный опрос, у них «поехала» выборка, они упростили анкету и в результате получили совершенно другую методологию, которая несопоставима с докризисной». То есть названные цифры могут быть корректными, а могут и нет.

Росстат сообщал, что количество официально зарегистрированных безработных с апреля выросло в пять раз – это произошло, в частности, из-за увеличения пособий. Помесячные данные, публикуемые ведомством, агрегируются на основе сведений, предоставляемых крупными и средними компаниями (включая бюджетный сектор). Здесь все не так уж плохо, но, как замечает Владимир Гимпельсон, в этом секторе трудятся лишь 32 млн человек из 72 млн занятых по всей стране. Еще 40 млн человек работают в секторе малых и микропредприятий. Именно они больше всего пострадали от коронакризиса, но «статистическая система в ее нынешней конфигурации этого практически не видит». А увидит, скорее всего, в будущем году. Так что нас могут ожидать весьма неприятные сюрпризы. В общем, победа над ковидом не гарантирует нам экономический взлет и исцеление болячек российской экономики.