Эксперт по призыву о предсказуемости провала мобилизации: «Архаичность и несобранность системы»

Кто такой Максим Шереметьев Максим Алексеевич, расскажите о себе. Как вы связаны с военкоматами и армией? — Последние семь лет я занимаюсь общественной деятельностью. Но сам проходил срочную службу, призывался в довольно взрослом возрасте – в 24 года. И это было очень тяжело… Так поздно, потому что учились в вузе? — Да. Чем было сложно: я был взрослый, сформированный человек, но при этом совсем неподготовленный. Это был огромный стресс. Я быстро адаптировался, мои управленческие навыки заметили и взяли служить при штабе, потом перенаправили в военный комиссариат. Служил при нем и там, собственно, познакомился со всей этой структурой. А уже после службы меня пригласили работать начальником отдела призыва в военкомат Нижнетавдинского района. Там трудился пять с половиной лет. Я был самым молодым начальником отдела призыва в регионе и всегда перевыполнял план, потому что по-другому подходил к работе – общался с людьми, слушал их и по-честному старался помочь. Нужна отсрочка? А почему? Если причина важная, то говорил варианты законные, как можно отложить службу. Спрашивал: а где хотят служить? Парням было так удивительно, что можно выбирать, оказывается. Уволился из военкомата я в 2014 году. Инициативы мои не оценили. Решил, что если внутри системы не получается ее менять, значит буду делать это извне. Если коротко, то придумывал социальные проекты, в том числе по подготовке к службе в армии. Прошлый век в военкоматах Что не так было с работой в военкомате? — Это совершенно архаичная структура. Когда я сам пришел в военкомат, спустился – отдел призыва был в цоколе – там ужасный ремонт, плохое освещение. Катакомбы какие-то. Все убого. И вот, представьте, приходит парень с iPhon в кармане, видит этот прошлый век и не понимает, куда он попал-то вообще. Почему нельзя сделать по-человечески? И мало того, что все убого, так тут еще и разговаривать не хотят. Это факт. Я своим сотрудникам говорил: «Ребята, не призывники для вас сюда приходят, вы здесь сидите для них». То есть, чтобы человек сюда нормально пришел, с ним надо общаться, объяснять. Однозначно нужны ремонты, нужно поменять отношение к людям. Получение услуг должно быть комфортным, я считаю. Как в МФЦ: пришел, а там красиво, все улыбаются и на вопросы отвечают. Ну и зарплаты там, конечно, нищенские. Хорошие профессионалы оттуда уходят. Какие там зарплаты? — Я, начальник отдела, семь лет назад получал 15 тысяч рублей. Примерно как уборщица в Тюмени. Они [зарплаты] и сейчас, по моей информации, не сильно выросли. А что касается хранения, учета данных. Неужели правда, что архивы до сих пор бумажные? — Тут вообще печаль. Недавно появилась новость, что можно записаться добровольцем на СВО, подав заявку через Госуслуги, ее примут в военкомате и дадут ответ. А я вот думаю: кто это будет делать? В военкоматах интернет запрещен. Да? — Да. Интернет запрещен, флешками пользоваться нельзя. Если информация передается из отдела в отдел, то чуть ли не на дискетах. Все на бумагах. Это из соображений безопасности? — Да, чтобы противодействовать утечкам данных. Но ведь можно сделать нормальную защиту – XXI век на дворе. Когда я работал, то внедрял программу, которую написал по моей просьбе друг, в свой отдел. Два месяца мы потратили на перенос данных в цифровой вид, зато потом в любой момент могли сказать, сколько у нас таких людей на учете, сколько таких, распечатать документы. Это сильно облегчало работу. И ведь предлагал внедрить такой подход во все военкоматы. Но мне сказали: не надо, есть вот университеты, пусть они этим и занимаются. И проблемы, которые сейчас в мобилизации, особенно те ошибки, которые уже признали (за что респект президенту и губернатору), как раз из-за этой архаичности и несобранности системы. Отдел запаса много, много лет работал. Их задача была только вести учет и готовиться к мобилизации. Много лет. Но в итоге они оказались к ней не готовы. О чем мы может говорить? Выход только снести всю эту систему, уволить людей и набрать заново. То есть такого хаоса стоило ожидать? — Понятно, почему это произошло. Весь бедлам, который сейчас происходит, очень предсказуем. Но все-таки в нашем регионе, считаю, грамотно разрулили проблемы: быстро начали ориентироваться и перестраиваться. У нас сейчас и военком областной – молодой, активный, грамотный, инициативный. Командование сборного пункта тоже проблемы молниеносно решает. Например, нам начали поступать жалобы, что не продают сигареты. Я, как человек, который раньше курил, понимаю, что это стресс. Приехал, говорю: «Ну ладно, курсантам нельзя, но мобилизованным-то? Вы чего, у вас там бунт начнется». Оперативно все порешали. Уже мужикам спокойнее. Они и так все в стрессе, а их в еще больший стресс погружают. Мобилизация – это еще и моральный вопрос Как вы оказались в центре содействия ошибочно мобилизованным при ОНФ? — Странно вышло. Сразу после начала мобилизации мне стали писать и звонить люди, жаловаться, и я понял, что надо что-то делать. Написал пост у себя на странице, обратился к губернатору. И тут появляются новости, что при ОНФ открывается «горячая линия» ровно с такой же проблематикой. Я написал им в чат (мы на связи), и меня позвали присоединиться в качестве эксперта. Меня привлекают в сложных случаях, эмоциональных. Все-таки у меня опыта много – я понимаю, как успокоить человека, объяснить, куда направить, какие документы принести. Много ошибок в мобилизации? — В основном истории стандартные. В 90 % ошибок нет. Это если строго по закону. Основной вопрос от людей: почему берут старше 35 лет, если президент сказал ДО этого возраста? Но это рекомендация с его стороны. Читаем указ, там написано: мобилизация состоящих в запасе. Читаем федеральный закон, там написано: рядовые солдаты и прапорщики до 50 лет, офицеры – до 60 лет. Военкоматы смотрят на эту нормативку, а не на слова президента. И по нормативке, да, они правы. Тут скорее вопрос моральный, кого в первую очередь призывать, кого – во вторую. Ну вот пример: у человека трое детей, они все маленькие, и жена не работает. По закону он подлежит мобилизации, но неужели вместо него в первую очередь нельзя других людей призвать? Мы объясняем обратившемуся человеку: решение на усмотрение военкома, вы можете сделать то-то и то-то. И ведь это действительно на усмотрение военкома. И ведь действительно есть возможность выбрать. Это как раз про человеческий подход. «Людям нужна конкретика» Я так понимаю, в целом вы положительно отзываетесь об организации мобилизации в Тюменской области? — По сравнению с другими регионами у нас все очень хорошо, поверьте. Я смотрю на другие области: людей привозят в поле и говорят ждать очередь, это же ужас. Как так можно относиться к людям? У нас все хорошо на сборном пункте. Там говорят о претензиях военкомату, что присылают неподходящих людей. Уходит время на то, чтобы разобраться, а ведь это задача не сотрудников сборного пункта, это задача военкомата – отобрать тех, кто подходит, кто годен и кто нужен. На сборном пункте я бываю, все вижу, разговариваю с людьми. Там не только тюменцы, но и мужики с Ямала, Перми. Их всем обеспечили, в тепле живут, тренируются вовсю. Все проволочки, которые были в первые дни, сейчас нивелированы. Говорите, что были в учебном пункте, как там с алкоголем? Вопрос в разных регионах поднимался. — Алкоголь там не продается. Но его возможно пронести, это не тюрьма, рядом есть населенный пункт. Я задавал этот вопрос, мне сказали, что ловят, пресекают. В воинском подразделении это табу. При этом мы все понимаем, что люди разные. У меня по призыву был случай. На сборном пункте кучка ребят подшофе была все время, мы понять не могли – откуда, ведь проверяем? А потом оказалось, что это ребята с Ялуторовска, они умудрились договориться с кем-то, кто работает на предприятии, где делали тушенку, и в эти банки запаивали водку. И последний вопрос: вы понимаете людей, которые боятся мобилизации и пытаются «откосить» от нее? — Конечно, понимаю. Я сам четыре года уклонялся от призыва в армию. Это факт. Я не сужу, плохо это или хорошо. Первое, что пугает людей, – это неизвестность. А что будет дальше с ними, а куда их конкретно? Мы же все понимаем, что у них навыки в зачаточном виде, даже те офицеры, которые лет 15 назад служили, ничего толком не помнят. Какие из них сейчас вояки? И людей, и себя успокаиваем тем, что мобилизованных будут задействовать только для патрулирования и для контртеррористических действий на вошедших в состав РФ территориях, но не бросать в атаку. Еще один острый вопрос: какую зарплату они будут получать? Это важно для людей. У меня товарищ получает 80 тысяч, а жена сидит дома с малышом, которому нет и года. Она спрашивает: «А сколько будет мой муж получать? У нас есть траты. Вот на 80 тысяч мы можем прожить. А если меньше, то я что буду делать? Я не могу устроиться на работу». И я не знаю, что ей ответить, потому что информация разная. Вот чем больше конкретики и ясности будет, тем спокойнее будут люди, я считаю. Фото: ФедералПресс / Ольга Юшкова, Евгений Поторочин, из архива Максима Шереметьева