Войти в почту

Кто выживет после коронакризиса, нужны ли МСБ кредиты и когда будет рост — мнения банкиров

Если в прошлые кризисы банки попадали под удар первыми, то в этот раз они находятся на второй-третьей линии и могут подготовиться к рискам. Кроме того, банковская система России сейчас находится в гораздо более лучшем состоянии, чем шесть лет назад. Однако сокращение доходов граждан и тяжелый удар по целому ряду индустрий, прежде всего в секторе услуг, в сфере малого и среднего бизнеса, привело к тому, что банки урезают кредитование этих сегментов и выдачу необеспеченных займов. Как банковский сектор переживает пандемию и в каком состоянии он из нее выйдет? Михаил Задорнов, председатель правления банка «Открытие»: — Нам все время хочется найти какую-то аналогию в прошлом, это естественное человеческое желание. Но на самом деле ситуация уникальна. Мы испытываем одновременный удар по экономике со стороны спроса и предложения, разрушаются многие цепочки поставки товаров. Такое бывает только во время войны, когда происходит какое-то внешнее серьезное событие, которое не дает экономике нормально работать. Китай был по сути первопроходцем в пандемии, и его экономика не работала первый квартал. Американская экономика закрыта второй квартал, как и большинство западноевропейских стран. Поэтому, оценивая их потери, мы можем экстраполировать их на год и составить предварительный прогноз восстановления экономик этих стран и, далее, мировой. В Китае впервые со времен Дэн Сяопина падение за первый квартал к прошлому году составило 6,8% ВВП. По итогам этого года он, видимо, останется в плюсе с точки зрения экономического роста, но тот будет совсем небольшим. То же самое, очевидно, произойдет и в Индии. Напомню, что две эти страны тянули всю мировую экономику вперед последние годы. В Америке за второй квартал предполагается падение ВВП на 10%. Китай и США — это 35-36% мирового ВВП. По неофициальной китайской статистике, за первую неделю апреля с точки зрения промышленного производства в Китае было восстановлено 90% активности, за вторую неделю — 95%. Там было не такое большое число смертей и довольно эффективный карантин, но экономика достаточно быстро восстанавливается. Если из этих предположений мы подойдем к российской экономике, то ее падение будет сопоставимо с 2008-2009 гг. — 7,5% снижения ВВП. Мы в банке оцениваем снижение ВВП России текущего года в 6%: резкое, на 10%, падение во втором квартале, и постепенное восстановление, скажем, 70-80% активности в третьем квартале. Это отличается от прошлых кризисов, когда был довольно быстрый отскок. В этом году его не будет именно в силу постепенного открытия экономик. Но в следующем году мы можем увидеть компенсирующий рост экономики и в мире, и в России. Готов держать пари, в следующем году у нас он будет минимум 3,5%. Падение доходов населения в этом году будет резким, сопоставимым с 2014-2015 гг. Тогда мы теряли реальные доходы населения четыре года, в общей сложности на 15%. Но я не верю во все крики о том, что будет огромное число безработных. И это хорошо: основной кредитный риск для человека — потеря работы. Будет временный прирост числа безработных: не верю, что их доля станет выше 5,5% трудоспособного населения — сейчас это около 4%. У нас работодатели предпочитают сокращать доходы, а не увольнять работников. В самой сложной ситуации самозанятые, сервисный сектор, малые предприятия. Им будет сложно восстанавливать свою работу или, по сути, открывать бизнес заново. Банковский сектор встречает этот кризис в гораздо лучшем состоянии, чем в 2008 г. и 2014 г. Во-первых, нет валютных кредитов — у населения только рублевые, поэтому минимум валютного риска. Во-вторых, научились риск-менеджменту. Нет огромного числа закредитованных, реально не способных платить людей, нет экспресс-кредитов малому бизнесу и физлицам, которые активно выдавали крупнейшие игроки перед кризисом 2014 г. И в 2014-м, и в 2008-м, первый удар кризиса приходился через девальвацию именно по финансовому сектору. Сейчас первый удар — по реальной экономике и сервисному сектору. Банки, по сути, на втором или третьем уровне, и мы можем подготовиться к тем рискам, которые они за собой несут. Очевидны еще две вещи. Нет процентного риска. Основной удар по банкам после девальвации был в том, что ЦБ повышал учетную ставку. И банки сталкивались с тем, что у них фиксированные ставки по кредитам, например, по ипотеке, а пассивы резко дорожали — это разовые огромные убытки. Сейчас, как мы видим денежную политику властей, мы не столкнемся с этим риском. И последнее с точки зрения положения финансового сектора в целом: капитал сейчас и пять лет назад — это разные вещи. Сектор существенно вычищен, политика ЦБ по очистке сектора и увеличению капитализации создала определенную подушку. Удар будет очень серьезным, он идет по двум направлениям. Это кредитный риск: самозанятые, малый бизнес, сервисные сектора, удар по целому ряду отраслей — он несет неспособность людей платить по кредитам, и у нас будут очень серьезные кредитные риски на горизонте 3-4 месяцев. Конечно, сектор резко замедлит рост, потому что все серьезно подрежут свои аппетиты. Третье — все портфели ценных бумаг и активов резко обесценились в марте, потом частично восстановились. Это второй после кредитного существенный риск для банковской системы. Как мы пройдем эту ситуацию, станет ясно буквально на протяжении 3-4 месяцев. Сейчас мы, как и большинство коллег, резко ограничиваем выдачи кредитов в сервисном секторе, микропредприятиям и МСБ, существенно ограничили розницу. Грубо говоря, мы отрезали 20-25% наиболее рискованных сегментов. Конечно, это сказывается на выдачах апреля, мая и июня, дальше будем смотреть. Существует иллюзия в головах всего общества и правительства, что малому бизнесу очень сильно нужны кредиты. Дело в том, что у нас в «Открытии» и в банке «Точка» общая база — порядка 410 тыс. активных клиентов, и она продолжает расти. По опыту нашей команды, кредиты реально у 15% малых и микропредприятий. Многие предприниматели просто боятся кредитов. Могу сказать, что в последнюю неделю марта наш портфель сократился. Предприятия, испугавшись неопределенности, возможного повышения ставки ЦБ и стоимости кредитов, как в прошлый кризис, массово выгашивали свои займы и не брали новых. Сейчас ситуация немного успокоилась. Но в кредитах нуждается 13-15% малых и микропредприятий. Мы, безусловно, сохраняем кредитование своих клиентов — тех, которых видим и бизнес которых понимаем. За исключением тех отраслей, которые очевидны: ресторанный и гостиничный бизнес — вся HoReCa просто стоит. Мы, как и коллеги, делаем реструктуризацию по своим и правительственным программам на более длинный срок кредитов, которые были в портфеле. Сергей Монин, председатель правления Райффайзенбанка: — Откровенно говоря, я не знаю, как уже сейчас готовиться к кризису. Мне кажется, лучший способ — как будто он все время: не брать риск, иметь высокое качество кредитного портфеля и высокую эффективность. Думаю, чтобы хорошо выйти из кризиса, надо хорошо в него войти. Плюс в это время есть возможности, который он предоставляет. Вопрос в том, как их искать. У нас была возможность эффективно отправить людей на удаленную работу — большая часть у нас работает удаленно, при этом полноценно. Почему? Мало просто создать условия. Важно то, что последние пару лет мы строили продуктовую компанию, которая способна гибко реагировать на ситуацию. Мы сейчас видим, как наши продуктовые команды очень быстро перестраиваются и начинают делать новые вещи, которые в этой ситуации кажутся более актуальными. Строят инфраструктуру для все более удобного, целиком цифрового обслуживания. Сейчас мы не видим никакой потери эффективности, и это здорово. Другое дело, что это приведет к тому, что будет после кризиса. Что мы видим в апреле? Несколько вещей. Первое: остатки на счетах клиентов подрастают. Такое впечатление, что и люди, и компании сильно сократили объем транзакций и потребление. Мы видим, что по нашим клиентам потребление сократилось на 30%. Но это сильно зависит от дохода: чем больше у человека доход, тем пропорционально сильнее сокращается потребление, потому что, очевидно, доля essentials (жизненно важного) меньше. Возможно, это формирует дополнительный спрос, когда жизнь вернется в норму. При этом мы видим, что продолжается рост числа новых клиентов. Во многом благодаря тому, что у нас есть возможность привлекать их дистанционно. Что будет после? Сейчас много рассуждений на тему «мир никогда не будет прежним, когда все это закончится». Я не очень в это верю и в целом скептически к ним отношусь. После испанки люди и мир довольно быстро начали жить прежней жизнью. После 11 сентября 2001 г., когда мир был шокирован тем, что произошло, когда люди всерьез боялись летать, было много рассуждений о том, что «тревел» никогда не будет прежним. Но в общем и целом он стал прежним очень быстро. Данная ситуация очень ускоряет те тренды, которые и так существовали. Тренд на диджитализацию, на то, что все больше услуг люди хотят получать онлайн. И мы видим, что основное ускорение происходит даже не в b2c, а в b2b, что все больше компаний хотят обслуживаться целиком дистанционно. И это тоже одно из направлений, в которых перестраиваются команды. По поводу офисной работы. Я общаюсь с нашими командами и всерьез слышу, что люди хотят продолжать работать удаленно, даже когда все это закончится. Может, все-таки иногда приходить в офис для разнообразия, но точно не каждый день, после того как получили такой опыт. Будет активно происходить какое-то переизобретение офиса. Оливер Хьюз, председатель правления Тинькофф-банка: — Мы тоже сейчас заняли более консервативную позицию, отменили наш прогноз по году. Буквально вчера я видел результаты за первый квартал, они были хорошие, несмотря на создание больших резервов — почти на 6 млрд. Но мы все равно показали 9 млрд руб. чистой прибыли. Что будет дальше — не совсем понятно, и пока нет видения развития ситуации, мы занимаем более консервативный подход. Я говорю больше про физлиц — мы про consumer (потребление). У нас много клиентов и в МСБ, «Тинькофф бизнес», но там мы не занимаемся кредитованием. Я согласен, что в области залоговых кредитов будет рост. Но в общем и целом мы не думаем, что наш кредитный портфель вырастет в ближайшие месяцы. По году — кто знает. Если сбудется пресловутый отскок осенью, то мы будем расти быстро. Но пока мы этого не ожидаем. С чего мы думаем, что все, кто испытывает проблемы с ежемесячным доходом, трудоустроятся осенью? Но мы выдаем во всех сегментах, по всем продуктам, и ищем новые возможности расти больше. Мы действительно оказались очень хорошо готовы [к дистанционной работе], были одной из первых компаний в России, которая перешла на удаленку, я сам удивился, как это гладко и быстро произошло. Самое главное для нас было перевести оставшуюся часть штата в «облако», чтобы не было никаких пауз для клиентов. Мы немного боялись перевода сотрудников [на удаленку], были сомнения по сохранению производительности и, главное, коммуникаций. Все-таки у нас много людей в офисе, и я боялся, что через некоторое время коммуникации, которые нас сплачивают, [исчезнут]. Все эти незапланированные разговоры есть клей организации, и когда его нет, все начинает расплываться. Я стал рабом Zoom, ненавижу его, но он работает. Сейчас мы очень комфортно себя чувствуем и, самое главное, растем. Во-первых, у нас есть достаточно большая и растущая доля залоговых кредитов — около 15%. Во-вторых, больше 30% нашего общего дохода — это не кредитные бизнес-линии. Структура наших доходов изменилась в последние годы. Какие бизнес-линии являются драйверами этого роста? Это Тинькофф-блэк — текущие счета для физлиц, Тинькофф-бизнес, Тинькофф-страхование онлайн, эквайринг, и много других комиссионных бизнесов, то, что мы называем лайфстайл. И самое удивительное сейчас — Тинькофф.Инвестиции, там просто космический рост. Всего у нас больше 2 млн открытых брокерских счетов, мы на первом месте в России по количеству клиентов. Сейчас в экосистеме 11 млн клиентов, и мы знаем, как вырасти до 20 млн. И с этим ростом мы наполняем нашу базу разными клиентами, не только масс-маркетом, где риски в кредитовании могут быть чуть выше, но не факт. Приходят и богатые клиенты. Микс в нашем портфеле за счет разных продуктов и профиль риска и доходности быстро меняется. Сергей Хотимский, совладелец и первый зампред Совкомбанка: — Чтобы говорить о конкуренции с госбанками и росте доли государства в секторе, нужно делить банковскую систему не на две части, а на четыре. Есть банк, который занимает непризнаваемое антимонопольной службой доминирующее положение на рынке, в большинстве линий с которым государственным банкам даже тяжелее конкурировать. Есть другие госбанки, очень разные, но объединенные тем, что за ними стоит поддержка государства. Но они не имеют таких значительных конкурентных преимуществ, как один игрок. Частные банки всегда делились на те, у кого был реальный капитал, и банки, которые нельзя назвать таковыми. Частный банк — это банк с капиталом, который принадлежит частным лицам. Если капитала нет — это фактически недонационализированная сущность, квазифинансовая организация. В 90-е годы происходило быстрое убывание этого сегмента. Если посмотреть на банки с честным частным капиталом, их доля всегда возрастала, и в кризис тоже. Не так много игроков, которые сформировали свои активы таким образом, что они не были откровенно мошенническими или не состояли из кредитования проектов самих собственников, что тоже не является банковской деятельности по сути. Если мы посмотрим на банки, которые нормально себя чувствуют в течение длительного периода — это наиболее эффективные банки, которые есть в России. Они регулярно доказывают, что частный банковский бизнес возможен, он эффективен, часто намного эффективнее, чем государственный. Конечно, тяжело конкурировать с монопольным положением одного игрока. Несколько примеров. Корпоративное кредитование часто завязано на эквайринг. Эквайринг — на количество клиентов-физлиц. Переводы в Системе быстрых платежей — государство проводит огромную работу, чтобы все банки в одинаковой степени участвовали в СБП, но всегда находится какой-то способ плевать на закон. По-большему счету, на протяжении последнего года мы видим игнорирование норм, которые прописал законодатель (нежелание Сбербанка подключаться к СБП). При желании что-то монополизировать возможности всегда существуют. Поскольку государство не выражает явного протеста, это будет продолжаться. То, что называется построением экосистем — все большее количество бизнесов, уже не банковских, к области которых ты примыкаешь, попадают под контроль одного концентрированного игрока, создавая значительные «мины» в развитии экономики на много десятилетий вперед. Думаю, этот кризис ничего не поменяет. Останется еще меньше «небанков», качество банковского сектора у нас несравнимо с [2014 г.] Собственно говоря, мы живем два месяца в кризисе, и ни один банк не упал. Глобальные тренды будут сохраняться: продолжится доминирующее положение одного игрока и консолидация: число игроков, которые могут быть эффективными в условиях такого монопольного давления, невелико. Поэтому какие-то игроки, даже у которых честные активы, будут зарабатывать низкий ROE (рентабельность собственного капитала) и продавать свои бизнес. Для более эффективных здесь есть возможности неорганического роста. Ни частным, ни иностранным банкам непросто конкурировать с этим банком [Сбербанком]. Но в чем прелесть этой ситуации? Есть вторые 50% банковской системы. В ней банков много, нельзя сказать, что какой-то из них существенно сильнее остальных, есть 10-15 весьма конкурентоспособных игроков. Не думаю, что к следующему кризису мы увидим, что их намного меньше. И эти 50% банковской системы продолжат оперироваться другими банками. Не будет такого, [чтобы государство сказало] «банки, берите капитал сколько хотите». Думаю, в какой-то момент потребности госбюджета возобладают, и государство будет изымать дивиденды из госбанков. И рост госбанков, в том числе крупнейшего, будет ограничен тем, с какой скоростью может расти капитал. Я не предвижу революционных изменений в ландшафте нашей банковской системы в этот кризис. Где у меня большая надежда: этот кризис должен сломить разделение частных и государственных банков. Он должен доказать, что частные банки одинаково надежны с государственными. Почему? Кризис будет жестким. Сокращение доходов компаний и граждан потянет за собой кредитное сжатие. Сейчас мы видим хороший прирост спроса в корпоративном секторе. Кто-то, чтобы поддержать цепочки, наращивает запасы, кто-то перераспределяет капитал внутри структур, кто-то приобретает бизнесы. Но это не должно нас обманывать с точки зрения трендов. А кредитное сжатие всегда сопряжено с кредитным риском, поэтому просто не будет. Текст написан на основе онлайн-конференции «Банки в новой реальности: вызовы и взгляд в будущее», организованной компанией Frank RG. Материал подготовил Андрей Пермяков / DK.RU.