Город должен заниматься стратегией: архитекторы Екатерина Демина и Рената Насыбуллина об исторической Самаре
- Расскажите о "Башне", как вам пришла эта идея?
Рената Насыбуллина: Нам предложили участвовать в фестивале "Зодчество", он проходит раз в год в Москве. На нем есть молодежная секция, в ней в этом году был проект "Истина в юности", для которого каждому городу предложили сделать башню, символизирующую состояние молодой архитектуры в регионе. Мы посмотрели вокруг и поняли, что основной принцип архитектуры в Самаре — снести все уютное историческое и построить что-то стеклянное, гигантское и безобразное.
Екатерина Демина: У кого-то была башня в форме дерева, которая символизировала использование природных ресурсов в архитектуре. А у нас основным ресурсом послужили обломки снесенных самарских зданий.
- Какие еще варианты вы обдумывали?
Е.Д: У нас все мысли были вокруг снесенной застройки, потому что летом эта тема особенно волновала самарцев. Был дом на Садовой, который активно отстаивали, был дом у Струковского сада, который намеревались снести.
Мы думали сделать башню из макетов снесенных домов, но в итоге поняли, что наиболее выразительным и понятным будет наполнить ее настоящими, а не бутафорскими обломками. Поговорили с представителями "Том Сойер феста", которые перед сносом проходят по зданиям и собирают все, что можно спасти.
Р.Н: Частично мы взяли материал из коллекции "Том Сойер феста", а часть собирали с неравнодушными жителями. В самарском филиале Третьяковки есть архитектурный клуб, в рамках которого мы собирались и искали интересные артефакты. Нам показалось важным найти именно предметы быта, чтобы показать, что совсем недавно в этих домах была жизнь. Уничтожая старые дома, мы уничтожаем образ жизни.
- В чем ценность исторической застройки в Самаре?
Р.Н: Наибольшая ценность в ее комплексности. Во многих городах есть деревянная, каменная архитектура, во многих городах есть модерн, но нигде нет такой четко сохранившейся квартальной структуры, нет сложной внутридворовой системы с ее уникальной жизнью. Ценность не в отдельных памятниках, а в том, что можно посмотреть на среду и на то, как она развивалась во времени.
- Почему, несмотря на статус исторического поселения, не удается эту среду сохранить?
Р.Н: Потому что не приняты регламенты исторического поселения. Мы назвались груздем, а в короб не полезли. Нет регламентов, которые бы говорили, что можно строить.
Мне кажется, что регламенты до сих пор не приняты, потому что ни у профессиональной общественности, ни у градозащитников, ни у представителей власти нет консенсуса, какими должны быть эти регламенты.
Наша "Башня терпения" — попытка призвать всех к диалогу. Сейчас в ситуации с элеватором на Хлебной площади какие-то подвижки начались, но мы видим, насколько трудно и больно для всех сторон этот диалог идет.
Е.Д: Нет общей стратегии отношения к исторической застройке. Несмотря на то что губернатор неоднократно говорил, что центр Самары — жемчужина, которую нужно сохранять. Чем быстрее мы это поймем, не только на словах, но и на деле, тем больше шансов, что хоть что-то удастся сохранить.
Составлен список ценных градоформирующих объектов. В него вошло 645 домов, это лучше, чем ничего. ЦГФО это как раз о сохранении фона. Отдельные здания представляют не такую большую ценность, если за ними стоят тридцатиэтажные башни. Грустно, что многие ценные объекты не вошли в список. Например, тот же элеватор на Хлебной площади, над которым нависла угроза сноса.
- В чем его ценность?
Е.Д: Нужно смотреть не только на элеватор, а на всю Хлебную площадь. Эта часть города сейчас вообще выключена из общественной жизни, считается окраиной, хотя есть шансы стать ключевой, центральной частью города. Элеватор — один из объектов, который всем известен. Когда к нам приезжают архитекторы, мы показываем им элеватор. Это брутализм, это знаковая точка, важно ее сохранять.
Р.Н: Эта территория крайне важна для города, вопрос с ее сохранением нужно решать комплексно, но мы опять видим принцип, который всегда в Самаре применяется — снести и строить на освободившейся площадке что-то, не понимая, как это будет работать с окружением.
- Но сейчас элеватор просто стоит и разрушается.
Р.Н: На самом деле архитектура знает много примеров того, как старые элеваторы становятся музеями, жилыми домами. Насколько я понимаю, с нашим элеватором проблема в том, что он в не совсем пригодном состоянии, чтобы делать жилье. Последнее, что я слышала — там предлагали сделать музей голода в Поволжье. Это достойная перспектива для такого объекта.
Е.Д: В Москве в конце года открылся культурный центр "ГЭС-2". Это старая электростанция, которая долгое время была в заброшенном состоянии, обнесена забором, хотя находится в самом центре. Эту станцию не снесли, не построили жилье, а создали классный объект, который стал знаковым для всей России, а не только для Москвы.
Важно, чтобы администрация города понимала, что это ценность. Нужно искать инвестора, который сможет вложить туда деньги и получить какую-то прибыль. У горожан тоже должен быть запрос на развитие города с реализацией интересных проектов.
- Как заинтересовать в этом инвестора?
Е.Д: Мы знаем пример Краснодара, где Сергей Галицкий вложил огромные деньги в создание одного из лучших парков в России. Во Владивостоке бизнесмены финансируют строительство парка на одной из сопок. Помимо денег есть репутационный капитал.
Р.Н: Когда мы говорим про строительство жилья, мы говорим о сиюминутной прибыли. Построили, получили деньги, забыли. А строительство культурного центра — долгосрочное вложение, которое окупится не сразу.
Е.Д: Кроме того, если ты вкладываешь деньги в какой-то парк, который тебе, как инвестору, не приносит мгновенных денег, то недвижимость вокруг такого объекта растет в цене очень сильно. Формируется новый пласт застройки более высокого уровня. Это стратегия. Город должен работать в этом направлении с инвесторами и застройщиками.
- Как должен выглядеть исторический центр?
Р.Н: Мы обязаны сохранить среду, дворовые пространства, специфический образ жизни. Это все очень особенные вещи. Понятно, что мы не можем законсервировать все, не можем оставить все жильем. Должны появляться новые строения. Но это должно происходить комплексно. Сейчас же центр застраивается точечно.
- А что нужно делать для комплексного развития?
Р.Н: Мы знаем очень много, даже в Самаре, примеров того, как бизнес приходит в старый город и делает любимые всеми общественные пространства. В первую очередь это гостиницы и бары. Микс общественного пространства и жилья, который при этом получается, — самая классная городская среда, к которой все стремятся. Здесь не обойтись без партнерства бизнеса и государства. Городу не хватит никаких бюджетов, чтобы с этим справиться.
Есть в Нижнем Новгороде классный пример, когда застройщику по льготной цене выделяется земля на периферии города, но в обременение дают дом в историческом центре, который он должен восстановить за свой счет.
Е.Д: Во многих городах работают программы "Дом за рубль", когда бизнесу предлагается аренда здания за один рубль. Она есть в Самаре, но работает не так хорошо.
- Почему?
Е.Д: Нет запроса, нет понятной стратегии, что центр важная часть города, что в нее нужно вкладываться, что-то придумывать, вести работу по привлечению специалистов, вести диалог со старыми уважаемыми архитекторами, с молодыми архитекторами, которых много, но они ничего не строят в Самаре.
Когда такой запрос появится, можно будет искать пути. Чтобы что-то делать, нужно понять, каким мы хотим видеть центр города. Таким, как говорит Рената: смешанным, жизнестойким, привлекательным для людей? Или застроенным одинаковыми домами, со снесенными или разваливающимися гнилушками? Именно этого понимания сейчас нет.
- Уже сейчас многие дома находятся в ужасном состоянии. Не слишком ли поздно пытаться их сохранить?
Р.Н: Не существует никакого реестра, по которому мы могли бы понять, сколько у нас домов на территории исторического поселения, в каком они состоянии. То есть мы не можем понять: у нас уже все на ладан дышит и что-то делать бесполезно или нужно на какие-то вещи обратить внимание, чтобы сохранить как можно больше.
Е.Д: Мне кажется, важно понимать еще, что эти здания не пришли в негодность за полгода, их оставили запущенными на долгое время. Как и все в этом мире, без должного ухода они пришли в негодность. Даже если сейчас мы не начнем их восстанавливать, то через пять лет придем к тому же вопросу. Когда-то нужно положить начало переменам.
Наша мастерская недалеко от улицы Венцека. Самое подходящее сравнение для домов на этой улице — гнилые зубы. Там очень красивые здания, но они выглядят очень плохо. Улица выключена из городской жизни, на нее не приходят гулять туристы, на нее не смотрят, ей не восхищаются. Хотя у нее есть все шансы стать центральной, привлекательной улицей.
Р.Н: Но это совсем не означает, что все потеряно. Когда мы говорим про сохранение среды, мы не говорим, что нужно спасти вообще все, каждую лесенку, каждый дворик законсервировать. Просто новая застройка не должна разрушать существующую среду.
- То есть важнее спасти саму среду, а не конкретные здания?
Р.Н: Да. Со студентами мы делаем много проектов, в которых пытаемся понять, какими должны быть новые дома в историческом центре. Мы берем конкретный двор и анализируем, что можно снести, потому что спасти уже не получится, какие точки развития существуют, как внедрить новую застройку, общественную или жилую, не разрушая структуру. Это один из способов.
- А нужно ли сохранять хрущевки, это же тоже наша история?
Р.Н: За рубежом можно увидеть много примеров того, как эти дома реконструируются. Самый известный пример — бывшая территория ГДР. Поскольку это панельные дома, их можно разбирать и собирать, как пазлы. Можно делать большие террасы, классные балконы.
Е.Д: И если посмотреть среду, которая вокруг этих хрущевок сформирована, она намного комфортнее, чем та среда, которая получается сейчас в новых ЖК и микрорайонах, где двора, по сути, нет, а люди туда приезжают только, чтобы поспать. Они не знают соседей.
Когда у тебя 500 квартир в доме, ты не можешь познакомиться со всеми соседями. Один из принципов хорошего города — возможность создания локального сообщества, когда вы можете дружить двором, совместно решать вопросы. Любой дом нуждается в ремонте, каких-то решениях, которые нужно принять сообща. Вам намного легче договориться с двадцатью людьми, чем с пятьюстами.
В Самаре, например, мы занимались проектами, когда сами жильцы старых домов совместно обращаются к архитектору, чтобы он предложил точечные решения, взаимодействовал с существующей архитектурой, вместо сноса модернизировал ее. Это очень интересный подход, который даже не рассматривается сейчас властями Самары, к сожалению.
- Каким вы видите центр через 10 лет, если ничего не изменится?
Е.Д: Мы как раз к "Башне терпения" делали брошюру с разными картинками того, как может выглядеть Самара. Если ничего не поменяется, то это будут сохранившиеся прямоугольные кварталы, превращенные в парковку с высоткой в центре.
Еще очень большая проблема в том, что у нас сносятся "гнилушки", а на их месте строятся огромные башни, несоразмерные человеку и среде, окруженные парковками. Как раз один из пунктов регламентов исторического поселения — ограничение высотности. Сейчас это все не работает, застройщик, по сути, может снести двухэтажный дом, и построить 25-этажную башню. Это и есть "Башня терпения" в реальном масштабе.
Р.Н: Мне кажется, мы можем увидеть вживую, что будет с Самарой, если пройдем по улице Пушкина. Новая застройка не создана для машин, потому что там негде припарковаться, она не создана для людей, потому что там нет тротуаров, нет деревьев, ты не понимаешь, где тебе можно перейти дорогу, повсюду заборы.
Нельзя заморозить и законсервировать город, но можно создавать что-то эквивалентное, проектировать качественную жилую среду.
Е.Д: Особенно, если это касается застройки в центре. Понятно, что застройка рядом с Полевой — это важный проект — рядом и Волга, и историческая часть города, но качество этого строительства сейчас такое же, как на Московском шоссе.
Если мы посмотрим на центр Москвы, то не увидим там таких же домов, как на окраине. А в Самаре это норма и от этого тоже нужно избавляться.
- С каких городов Самаре можно взять пример?
Р.Н: Мне кажется, Амстердам довольно похож на Самару по своей квартальной структуре. Конечно, там никто не сносит исторические здания. Но важно то, что новая застройка там квартальная, сомасштабная человеку, с закрытыми дворами без парковок. Причем без парковок они не потому, что застройщик их не оборудовал, а потому что там создается среда, создается озеленение, развивается общественный транспорт, позволяющий не иметь машины.
Е.Д: И в Нидерландах город разрабатывает регламент (чего как раз не делают в Самаре), по которому застройщик понимает, что он получит в итоге, может заранее рассчитывать экономику. А не как это происходит у нас: застройщик просто получает кусок земли без каких-либо ограничений.
Р.Н: Что важно — у нас часто речь идет о гигантских кусках земли. Если вспомнить, как у нас проходило межевание завода им. Масленникова, например — что хотите, то и делайте. В Нидерландах город сначала сам проводит исследование, создает сетку улиц, распределяет этажность, решает, где будут доминанты. Создается стратегия развития.
