Истории россиян о том, как они пережили кризис 1998 года
Анатолию Бочинину в августе 1998 года было 9 лет. Кризис настиг его, когда он вместе с мамой отдыхал в Крыму.
«Рубли на гривны мы решили менять не сразу, а постепенно. В обменниках радовались нашим «деревянным», однако в один прекрасный вечер мы пришли в обменный пункт и нам отказались менять рубли. Их просто не брали. Маме не на что было купить мне воды», — вспоминает он.
По его словам, через день за гривну требовали огромные пачки рублей. Даже будучи ребенком, собеседник «Газеты.Ru» тогда понял, что российская валюта просела.
«Стало ясно, чем меньше циферки вон в том столбце, тем лучше. На отдыхе кризис сказался, но не критично. У нас была путевка, питание трехразовое. Просто ничего не покупали, на пляже с макаками не фотографировались, на аттракционы не ходили».
Марии Кунле в то время тоже было 9 лет. Вместе с мамой она возвращалась с отдыха в Туапсе. «Ждали самолета в Краснодаре, и тут дефолт. Пошли с мамой на базар и все наличные рубли потратили на одежду на вырост и рюкзак с символикой ЧМ по футболу во Франции.
Прилетели в Москву, а тут макароны по килограмму в одни руки. Пошли с братьями в магазин и стояли в очереди втроем, чтобы отхватить сразу три килограмма. Долго потом ели эти склизкие серые макароны и носили краснодарскую одежку.
Тогда же обесценились наши «долговые расписки», которые родители устно выдавали за домашние дела.
Еще вчера ты моешь пол со знанием, что однажды монетизируешь свой труд, а сегодня ты моешь его уже на общественных началах. Вот такой маленький домашний дефолт», — вспоминает Кунле.
Экс-корреспонденту «Газеты.Ru» Алине Распоповой в день, когда объявили дефолт, было 13 лет. Узнав о скором обесценивании рубля, вместе с родителями она срочно отправилась в продуктовый магазин.
«Скупали все, что только можно: чай, сладости, консервы, коржи и рулеты. Я была так счастлива — мне разрешили все, что я хотела — однако не понимала, почему родители такие грустные. Спустя пару дней на улице я нашла кучу разбросанных денег и принялась собирать их в пластиковый мешочек. Принесла домой целый мешок денег домой, родители же сказали мне выбросить их с балкона. Летели купюры очень красиво. Один раз меня отправили на рынок купить подсолнечного масла, и мне банально не хватило денег, потому что все очень сильно и резко подорожало. Люди в то время ходили по рынку, как по музею, а продавцы отводили от них глаза», — вспоминает Распопова.
Василию Житнику в августе 1998 года тоже было 13 лет и он в день дефолта был в турецком лагере, где учили кататься на лошадях.
«В какой-то из дней прибежал турок с криками: «У вас премьера сменили», но мы обдумывали план побега с лошадьми (в той стране плохо обходятся с этими животными), нам было не до премьеров.
Когда приехал домой, у родителей была натянутая улыбка и фраза «нам всегда везет» из-за итоговой суммы, в которую обошлась поездка».
16-летняя Елена Березина в то время возвращалась из детского лагеря. Тогда она была в Болгарии вместе с другими детьми и о дефолте, конечно, не подозревала.
«Компанией из почти сотни подростков приезжаем в аэропорт Бургаса 28 августа, регистрируемся на рейс и узнаем, что доллар стал стоить не шесть рублей, а 24. Это было очень странно, потому что к скачкам валюты, особенно таким, мы не привыкли. Через пару часов мы узнали, что наш самолет улетел с 300 детьми 10-12 лет, так как их авиакомпания накрылась медным тазом. Мы же остались в аэропорту — туроператор нас кормил и отвозил на ночь в соседний отель.
Так мы провели три дня и две ночи, за некоторыми уже стали прилетать родители. За мной никто не прилетал: как потом объяснял папа, он подумал, что если бы мне было плохо, то я позвонила бы. Ощущения паники не было, мы почему-то были уверены, что взрослые о нас точно позаботятся и что-нибудь придумают. Так и вышло: за нами прилетел внеплановый Ил-86», — рассказала она «Газете.Ru».
Семен Кваша встретил кризис в 18 лет. Он тоже помнит, как многие бросились скупать всевозможные товары, пока магазины не успели поднять рублевые ценники. «У кого оставались свободные рубли — старались их тратить. Мне брат подарил тогда синтезатор, я на нем играл в рок-группе. Инструмент до сих пор жив — на нем иногда сын играет. Для меня лично кризис 98-го стал пинком, чтобы начать работать, но и, к сожалению, бросить учебу в вузе», — рассказал он «Газете.Ru».
Елизавета Лаврентьева вспоминает дефолт 1998 года с улыбкой: «Мне было 18 лет. Вместе с моим кавалером и младшей сестрой поехали в Санкт-Петербург.
Родители дали мне, студентке, 100 долларов на расходы. Денег должно было хватить в обрез. И как раз в этот момент все случилось. У нас была валюта, мы были королями!
Помню, что точку в чаду кутежа поставила покупка шикарного замшевого пальто в секонд-хенде за аналог 10 долларов. Я в нем еще долго ходила».
Тем временем, 20-летняя Ника Морозова дефолт встречала в статусе «без пяти минут невеста»: «За несколько месяцев до кризиса у меня наконец-то наладились дела. Очень хорошая зарплата, замужество в перспективе. Я успела купить себе свадебное платье и... биотуалет на дачу (тогда они только появились). От работы мне дали помещение с кухней на Садовом кольце. Свадьба случилась ровно через три дня после дефолта, все пришли без подарков, так как не могли снять деньги с карточек. Зарплата осталась потом в рублях и ее стали платить с огромными задержками».
20 лет было и Анне Лозинской — в августе 1998 года она работала в журнале для девушек и ждала своего первого гонорара.
«И вот 17 августа, и первое, что меня расстраивает — это выросшие в несколько раз цены на сигареты, а второе — сообщение начальства, что гонорары нам урезают в два раза. Редактор журнала — дама чрезвычайно эмоциональная — пугала нас тем, что из продажи вот-вот исчезнет самое необходимое. А конкретно — дезодоранты и прокладки», — рассказывает она.
Паника по этому поводу продолжалась несколько дней — пока в редакцию не «ввалилась подруга Ксюха с криком о том, что в магазине у метро продаются прокладки по каким-то вменяемым ценам», делится Лозинская.
«Конечно, все помчались к точке назначения. Мне было немного стыдно бежать в обеденный перерыв запасаться прокладками. По-моему, нет ничего унизительней, чем покупать еду или предметы гигиены про запас», — заключает она.
Техническому директору «Газеты.Ru» Алексею Карпову в тяжелый для России 1998 год было 25 лет, он работал в IT-компании: делал энциклопедии на компакт-дисках и получал зарплату в долларах.
«В августе почти всех отправили в неоплачиваемый отпуск на неограниченный срок. Меня тоже.
Запомнилась пьянка в последний день — одна из самых веселых. Атмосфера при этом была, как на поминках — с ощущением того, что все это в последний раз и дальше будет полное дно»,
Карпов поехал в родной Ярославль и потратил оставшиеся доллары на зубные коронки. «Сделал все, по московским меркам, за полные копейки. Удивило, что цены в продуктовых магазинах Ярославля как были, так, по сути, и остались, хотя доллар вырос в три-пять раз», — добавил он.
Через две недели ему позвонили и вновь позвали на работу. «Оказалось, что пошли бешеные продажи наших энциклопедий. Компания заморозила курс и цены в рублях фактически остались прежними. Народ стал все массово скупать по старым ценам и у нас появились деньги», — вспоминает Карпов. Дальше дела пошли в гору и через год он стал получать зарплату в долларах в два раза большую, чем до кризиса.
Елена Купер 17 августа 1998 года ушла в декрет — тогда ей было 26 лет. Девушке выплатили, казалось, огромные декретные деньги. На них она планировала обеспечить первые месяцы жизни ребенка.
«Однако уже через несколько дней вся сумма превратилась в ничто, их едва хватило на коляску. Муж за неделю до дефолта стал директором строительной компании, однако уже через неделю она разорилась, так как люди попросту перестали строить. Нашему другу повезло больше. Незадолго до дефолта он продал автомобиль и перевел деньги в доллары. Так вот, на эти деньги он вскоре смог купить двухкомнатную квартиру», — рассказала Купер «Газете.Ru».
Наталья Кинева из Новокузнецка встретила дефолт в 27 лет. Тогда у нее родилась дочь, а муж хотел потратить имеющиеся доллары на улучшение жилищных условий.
«Однако позже он решил отдал деньги в долг под проценты на три месяца. В августе грянул дефолт, и эта сумма стала неподъемной — заемщик не смог ее отдать. Так мы лишились денег, отложенных на квартиру», — делится она.
Из-за роста цен, продолжает Кинева, им пришлось есть свиные уши, покупать очистки от яблок и тереть их для ребенка.
«Точно помню, что 16 августа памперс стоил 1 рубль, а 17 августа — уже 5 рублей. Так и покупали памперсы не пачками, а поштучно. Человек, который тогда занял у нашей семьи деньги, стал наркоманом и покончил жизнь самоубийством. Долг отдать он так и не смог», — вспоминает она.
Наталье Петренко из Ростова-на-Дону в кризисное время было 28 лет. Тогда она забеременела вторым ребенком.
«Чтобы выносить сына, приняла решение уволиться из университета, где я работала преподавателем. Материальное обеспечение у нас было достаточное, так как у супруга был ювелирный бизнес. Тем не менее, денежных накоплений на тот момент не было — все уходило на достройку и отделку дома», — объяснила она.
По словам Петренко, после дефолта денег в семье стало не хватать. Это вынудило женщину отозвать заявление об увольнении и вернуться на работу.
«Страх был такой — если вдруг все будет продолжаться, возможно, начнут вводить карточки на продукты, и я, будучи преподавателем в госуниверситете и имея двух детей, смогу получать больше карточек», — поделилась собеседница «Газеты.Ru».
Елене Шевченко в августе 1998 года было 33 года. Вместе с мужем она решила строить дачу — 17 августа они закупили брус и договорились с работниками.
«Когда было объявлено о дефолте, я поняла, что с ними просто не рассчитаюсь. Объяснила работникам ситуацию — они согласились продолжить работу за «честное слово». До сих пор благодарна, что люди мне поверили. Рассчиталась я с ними в итоге через полтора года — в долларах по тогдашнему курсу. Как сейчас помню, под Новый год я внезапно приезжаю к ним, как Снегурочка, с подарками», — делится Шевченко.
Она вспоминает, как через три дня после дефолта получила гонорар в Останкино размером $1200.
«При этом рублей на такси у меня не было, а менять в обменнике было страшно — был уже вечер. Собрав себя в кулак, в сумерках пошла к метро «ВДНХ». Из автомата позвонила мужу — он меня встретил на «Курской» и мы пошли домой, а в кармане джинсовой рубашки лежал большой капитал», — рассказала Шевченко.
Мире Королевой в 1998 году было 34 года. Она вспоминает, как в город Тутаев Ярославской области под конец года приехала журналистка Los Angeles Times Мора Рейнолдс, чтобы написать о жизни россиян после дефолта.
«Попросила меня найти для нее семью, в которой оба родителя работали на Тутаевском моторном заводе. Мы такую семью нашли — отец и мать с лета 1998 года не получали зарплату, иногда им выдавали какие-то хозтовары. Питались они тем, что росло на огороде — еще собирали грибы и ягоды. Средний заработок вышел в $6 на всю семью в месяц», — вспоминает Королева.
При этом к приходу американской журналистки семья накрыла настоящую поляну: «Мясо, рыба, салатики и нарезка.
Им даже выделили деньги из общественного фонда заводского цеха на встречу с гостьей из США. На столе были даже бананы, я это хорошо запомнила. А Мора все удивлялась: «Вы что, и бананы на огороде выращиваете?»
Тем временем, вместе с женой 38-летний Сергей Довлатов из Ростова-на-Дону в августе 1998 года продал гараж и вырученные деньги вложил в финансовую пирамиду. «Нас уверяли, что мы выручим с этого огромные суммы за счет процентов. Несколько месяцев мы наслаждались тем, как нам капали деньги. Когда произошел дефолт, компания обанкротилась. Мы лишились всего, что у нас было. Было много скандалов, криков и слез — жена в истерике. Пришли в саму фирму, а там — многокилометровая очередь, не уменьшившаяся за 10 часов. Тогда мы поняли, что обречены», — вспоминает он.
По его словам, спасение пришло внезапно. «Начальница этой компании посоветовала сказать в очереди, что мы пришли не забрать деньги, а вложить. Нас сразу пропустили. В компании приняли довольно тепло и вернули все деньги — даже с процентами», — делится хэппи-эндом Довлатов.
У семьи Скворцовых — тоже из Ростова-на-Дону — в ночь перед дефолтом в спальне был настоящий мозговой штурм.
«Мы лежали, не спали, думали, как выбраться из ситуации, ведь мы могли потерять все сбережения. Вместе с мужем обратились к человеку, который в то время работал в банке, — рассказывает Наталья Скворцова, которой на тот момент было 38 лет. — Он помог нам в максимально короткие сроки обменять рубли на доллары — по еще низкому курсу».
По ее словам, все произошло буквально в течение трех суток. «Нам удалось обменять валюту, и мы заработали на этом, начали строить дом. Пострадали в то время лишь те, у кого было много рублей — неважно, в банке или под матрасом», — объяснила ростовчанка.